Дженнифер Хеймор - Герцог и служанка

Она хотела его.

Кейт задрожала еще сильнее. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Чувствовала себя красивой, цельной. Ей было тепло. И она жаждала большего, гораздо большего.

Он планировал убить ее брата, и все равно она хотела его. Она действовала порывисто, нахально и предательски, но это не имело никакого значения. Она отчаянно желала его. Жаждала отдать ему все и взять от него все взамен.

Это было страстное стремление, неодолимая, болезненная, тягучая потребность, не сравнимая ни с чем, что она испытывала прежде.

Они не могут быть вместе. Он ясно дал ей это понять. Как бы сильно она ему ни нравилась, он никогда не назовет ее своей женой. Никаких свадеб. Никаких «навсегда».

— Пожалуйста, — прошептала она в мягкий лен его рубашки.

Они оба знали, о чем она просит, и руки его замерли у нее на пояснице.

— Давай займемся любовью, Гаррет. — «Потому что ты мне нужен. Я хочу почувствовать себя в безопасности. Хочу ощутить цельность». — Только сегодня. А потом…

— А потом? — хрипло спросил он.

— Я найду способ тебя освободить. Украду ключ у Уилли и освобожу тебя. Я хочу, чтобы ты был свободен.

— Кейт.

— Я хочу, чтобы ты жил, Гаррет. Чтобы ты был цел, и невредим, и счастлив. Я понимаю, что между нами ничего быть не может. Знаю, что о большем просить не могу. Но сегодня я тебя хочу.

По телу его прошла сильная дрожь.

— Ты не понимаешь…

— Понимаю.

— Нет, моя невинная Кейт. Не понимаешь.

Стиснув зубы, Кейт схватила обеими руками его рубашку и потянула вверх.

— Да? Не понимаю?

Она положила ладони на его горячую голую спину. Какая она твердая, какая гладкая…

Кейт всхлипнула от восторга, наслаждаясь ощущением. Ее руки двинулись вокруг его пояса. Она вытянула рубашку из брюк, запустила руки под нее и принялась исследовать его тело. Коснулась шрама на поясе, твердых мышц пресса, груди.

Он стоял, не шелохнувшись, обхватив ее руками, и позволял ей делать с собой все, что захочется. Когда она провела ладонями по его соскам, он тихо застонал.

Кейт застыла. Осознав, что разглядывает его грудь, она встретилась с ним взглядом. Его голубые глаза затуманились, и по ее телу прошла волна тепла.

Его руки дрогнули. Кейт опустила глаза. Мышцы его вздулись — он силился разорвать цепь, сковавшую запястья.

— Я так хочу тебя коснуться, Кейт. Невозможность это сделать убивает меня.

— Это я хочу касаться тебя.

У него на скулах заходили желваки.

— Это неправильно.

Она посмотрела ему в глаза:

— Неправильно что? Что ты в цепях? Что мой брат хочет твоей смерти, а ты — его? Или то, что я хочу тебя трогать, а ты хочешь трогать меня? Что именно неправильно?

— Неправильно то, что я не могу трогать тебя так, как мне бы того хотелось. Что не могу доставить того удовольствия…

— Сам факт твоего существования доставляет мне удовольствие.

— Неправильно, что мы сейчас не в моей постели, — тихо продолжил он, — что мы не свободны любить друг друга так, как хотелось бы. Неправильно, что я не могу любить тебя всю ночь на мягкой перине, под теплым одеялом, и что мы не сможем заснуть в теплых объятиях друг друга, когда все закончится.

— Мы не выбираем, где нам быть сегодня или завтра, но сейчас — может быть, только сейчас и никогда больше — я в открытую предлагаю себя тебе. Без всяких обязательств.

— Ты уверена, Кейт? Есть много такого, чего ты не знаешь, не понимаешь пока…

— Я знаю достаточно.

— Ты не знаешь, кто я такой.

Она коснулась его небритой щеки.

— Ты Гаррет. Ты мужчина. А я женщина.

— И этого достаточно?

Кажется, он спрашивал скорее себя, нежели ее, но она все равно ответила:

— Да.

Его тело расслабилось, решимость — улетучилась. Он опустил руки ниже, чуть повыше ягодиц.

Кейт, не сводя с него взгляда, закусила губу, чтобы скрыть ее дрожь. Она потянула за шнурок у ворота его рубашки и обнажила бронзовую грудь. Как, скажите на милость, его кожа приобрела такой красивый сияющий оттенок? Она провела пальцем вдоль выреза рубашки — его кожа обжигала.

Больше всего на свете она жаждала увидеть его обнаженный торс, но он закован в кандалы, и чтобы снять с него рубашку, пришлось бы ее разорвать. И хотя этой ночью все сделалось не важным, Кейт не была дурочкой: Гаррету его рубашка еще понадобится.

— Я не хочу причинить тебе боль, Кейт.

Она уткнулась лбом в его мускулистое плечо.

— Ты не понимаешь. Каждое твое прикосновение — чудесный дар. Как ты можешь сделать мне больно, если каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, я чувствую… — Она замолчала, силясь подобрать верные слова. — Как будто во мне были раны, о которых я и не подозревала, а ты их лечишь. Понимаешь… как будто много маленьких открытых ранок на душе, а твое прикосновение — это бальзам, который их исцеляет. — Она вопросительно посмотрела на него.

Его губы смягчились.

— Понимаю, Кейт. Я то же самое чувствую, находясь рядом с тобой.

Нет, конечно, он не понимает. Не до конца. Как может он понять, зная ее так недолго? Откуда ему знать, что под бодростью и смелостью она скрывает чувство собственной незначительности? Что она смотрит в лицо жизни без страха только потому, что ей нечего терять? Разве может он знать, что он сломал все барьеры и предложил ей нечто, чего, как Кейт всегда считала, она недостойна? Ощущение, что она чего-то да стоит. Что она важна. Что ее ценят.

— Ты такой хороший, — пробормотала она. Могущественный. Сильный. Властный. Не такой, как она.

— Никогда не верь этому.

— Но я верю. — Она покачала головой. — И никакие твои слова или поступки не заставят меня поверить в обратное, так что…

Его глаза вспыхнули, и он прижался губами к ее губам. Страстный, требовательный поцелуй. Гаррет грубо рванул завязки на ее платье. Лихорадочно отвечая на его поцелуй, Кейт спустила рукава с плеч. Платье тяжело упало на пол вокруг ее лодыжек.

Пришла очередь корсета. Он расшнуровал его, и Кейт освободилась от него и отбросила в сторону. Теперь одна только безыскусная хлопковая рубашка скрывала ее наготу.

Гаррет отступил на шаг. Щеки его разрумянились, грудь тяжело поднималась с каждым вдохом.

Кейт медленно, дюйм за дюймом, поднимала рубашку, а потом быстро сняла ее и отшвырнула в сторону.

Теперь она предстала перед Гарретом абсолютно нагой. Прохладный воздух щекотал ее тело, и руки и ноги ее быстро покрылись мурашками. Грудь ее потяжелела, соски стали особенно чувствительными. Кейт сжала бедра и, как бы сильно ни хотелось ей укрыться от взгляда Гаррета, усилием воли заставила себя опустить руки вниз.

Она смотрела на грязный пол. На обшарпанную стену над койкой, потеки на ней, мерцавшие разными оттенками золота в свете ночника. Куда угодно, только не на него.