Татьяна Романова - Лисичка

— Слава богу, нет, — перекрестилась Лиза.

— Но почему? — удивилась Долли, которая не могла понять радости младшей сестры.

— Значит, она — жива. Разве ты еще не поняла — я слышу только голоса мертвых, — Лиза серьезно посмотрела на сестру. Это началось сразу после этого ужасного случая, в Ратманово я разговаривала с бабушкой.

— Почему ты мне не сказала? — изумилась Долли, но потом сама же и ответила: — боялась, что я опять тебе не поверю?

Лиза молча кивнула и поднялась с постели.

— Пойдем к маменьке, она опять зовет меня, — попросила девушка, взяла подсвечник с камина, подхватила старшую сестру под руку и направилась к выходу.

Спальня родителей была первой комнатой при входе на второй этаж. Они прошли весь коридор и в нерешительности остановились перед дверью. Потом Лиза высоко подняла канделябр и вошла в спальню, сестра тихо проскользнула за ней.

Пламя свечей заплясало, и из темноты проступил висящий над камином портрет их бабушки, написанный через два года после ее свадьбы. Анастасия Илларионовна в простом белом платье и с распущенными волосами сидела на фоне зеленых деревьев парка, держа на коленях маленького сына, их будущего отца. Лиза протянула подсвечник сестре, а сама пошла к столику у изголовья кровати. Она двигалась как во сне. Протянув руку, девушка выдвинула ящик и, наклонившись над ним, что-то взяла со дна.

Долли как завороженная молчала, глядя на сестру. Бледная Лиза повернулась к ней и тихо произнесла:

— Мама сказала, что всех нас очень любит, они с папой снова вместе и счастливы, следят за нами с небес с радостью. И еще она сказала, что, переборов свое горе, осталась бы с нами, если бы ее не отравили вот этим, — она подняла то, что держала в руках: красный шелковый мешочек, завязанный таким же ярким шелковым шнурком.

Лиза пошатнулась, и сестра бросилась к ней, подхватив за талию. Девушка была так бледна, что казалось, вот-вот упадет.

Мысли в мозгу Долли метались, как загнанные зверьки. Что же делать? Этот дар забирает все силы Лизы. Она уложила сестру на кровать и начала растирать ей руки. Когда ее пальцы наткнулись на шелковый мешочек, который Лиза продолжала сжимать в руках, она непроизвольно отпрянула, потом собралась с мужеством и, вынув мешочек из пальцев сестры, положила его обратно в ящик столика. Долли крепко обняла сестру и прижала к себе.

— Милая, приди в себя, все будет хорошо, я — с тобой, — шептала она, гладя плечи Лизы. Наконец, лицо девушки начло розоветь, и она открыла глаза:

— Я тебя испугала? — Лиза попыталась улыбнуться, но губы ее не послушались, и она грустно пояснила, — после разговора с бабушкой было то же самое.

— А что сказала бабушка? — несмело спросила Долли.

— Она сказала, что мы должны уехать из Ратманова, потому что убийца бродит в ночи вокруг дома, — тихо ответила ей сестра. — Еще она сказала, что всегда знала, что когда я стану взрослой девушкой — у меня проявится этот дар, потому что он был и у ее матери, урожденной Бутурлиной, на которую я очень похожа. У прабабушки дар был до тех пор, пока она не вышла замуж, после первой брачной ночи он у нее исчез.

— Боже мой… — только и могла сказать Долли. Она не знала, что и думать, но теперь уже верила Лизе, не сомневаясь в ее правдивости. Из коридора они услышали голос Даши Морозовой, зовущей их в столовую.

— Пойдем ужинать, дорогая, — предложила Долли, — и пока будем обо всем этом молчать.

Отказавшись от поездки в Санкт-Петербург, графиня Апраксина оказалась перед проблемой, которая создавала массу неудобств. Она собиралась сшить туалеты девушкам в столице, и поэтому в дорогу каждая из них взяла всего только по маленькому саквояжу с двумя платьями и парой нижних рубашек. У самой же графини вообще было только одно платье, поскольку везла она саквояж с двумя дорожными шкатулками, куда переложили фамильные драгоценности Черкасских и украшения Анастасии Илларионовны. Евдокия Михайловна рассчитывала фамильные драгоценности положить в хранилище в доме на Миллионной для жены князя Алексея, а украшения старой княгини хотела дать Долли, когда та начнет выезжать.

Теперь Апраксина в месте со своей горничной, старой Марфой, служившей еще матери и бабушке княжон, рылась в бельевых кладовых, надеясь найти подходящие отрезы и, засадив всю девичью за работу, срочно сшить девушкам и себе платья и белье. В который раз графиня порадовалась, что Марфино французы не разграбили.

Женщины копались в сундуках, отбирая ткани, мотки кружев, нитки, а две горничные, стоя наготове, относили отобранные ткани в комнату графини. Евдокия Михайловна брала только то, что можно было носить зимой: тонкое шерстяное сукно, бархат, плотный атлас. Она отобрала уже около двадцати отрезов и решила передохнуть и определиться с девочками — кому из них что подойдет. Для себя она нашла темно-лиловый бархат и шоколадно-коричневую шерсть, решив, что ей пока хватит нарядов.

Графиня пошла в свою спальню и попросила Марфу позвать барышень. Но с горничной пришли только Даша Морозова и Долли.

— Тетушка, Лиза задремала, я сама подберу ей ткани, — предложила княжна.

— Хорошо, дорогая, выбирай, — согласилась усталая графиня. — Что вам обеим нравится?

Девушки подошли к тканям. Даша в нерешительности остановилась, а княжна сразу же начала раскладывать отрезы по стопкам.

— Начнем с того — сколько нужно сшить платьев? — поинтересовалась она.

— Надо бы десяток, но давай сошьем хотя бы по шесть штук, — предложила графиня.

— Поскольку шить будут наши девушки, предлагаю сделать очень просто: каждая из нас отдаст им то свое платье, которое хорошо на ней сидит, а Марфа снимет с него все мерки и проследит, чтобы новые платья были сшиты точно по ним.

— Очень разумное предложение, — согласилась графиня. Она не догадывалась, что Долли сделала его из эгоистических соображений: не хотела стоять два часа с поднятыми руками, пока ее будут обмерять.

Княжна набрала три стопки отрезов и объяснила:

— Я отобрала ткани для светлой блондинки, русоволосой и шатенки. Тетушка, я права?

Графиня поднялась и подошла к кровати. Присмотревшись к оттенкам тканей в стопках, она спросила:

— Эта — для Лизы, эта — для тебя, а эта — для Даши? Я правильно поняла?

— Совершенно точно! — улыбнулась ей девушка.

В первой стопке лежали ткани светло-голубого, розового, золотистого, алого, синего и темно-шоколадного цветов. Во второй — светлого и темного зеленого, аквамаринового, лимонного, персикового и цвета слоновой кости. В третьей стопке лежали яркие голубой, желтый и вишневый отрезы, и бледные — оливковый, лавандовый и цвета мяты.

— Молодец, отличный выбор, — одобрила графиня и повернулась к Даше Морозовой, — а ты, Дашенька, что скажешь?