Татьяна Романова - Лисичка

— Тогда не нужно беспокоиться, герцогиня, — успокоил Долли император, — это — уже неважно.

Он принялся развлекать сидящих поблизости от него дам, и ужин заискрился весельем, остроумными шутками, забавными рассказами. Искусство французского повара Гленоргов было оценено всеми гостями выше всяческих похвал, и к последней перемене блюд у герцогини отлегло от сердца — казалось, что Александр Павлович забыл о странном предсказании ее сестры.

Ужин окончился, монархи поднялись из-за стола, давая сигнал всем остальным, и начали прощаться с хозяевами. Император поблагодарил Гленоргов за прекрасный вечер, тем более приятный, что это — предпоследний день его пребывания в Англии, а принц-регент похвалил хозяев за хорошую организацию бала и, конечно, за прекрасный ужин. Хозяева проводили августейших особ и гостей из их свиты к экипажам, и вернулись в дом.

— Прошу всех на концерт, для вас поют мисс Найт и мистер Дэй, — объявила Долли и направилась в бальный зал. На хорах, впереди оркестрантов стояли девушка и юноша в старинных нарядах. На лице девушки была черная маска, а на лице юноши — белая. Дирижер взмахнул палочкой, и звуки арии Царицы ночи из «Волшебной флейты» полетели над головами гостей, а когда нежное сопрано Генриетты взмыло над залом и, отражаясь от стен и потолка, казалось, заполнило всё пространство, гости замерли. Стихли веселые голоса и смех, все как завороженные смотрели на стройную девушку с золотисто-рыжеватыми волосами, певшую сложнейшую арию с удивительной легкостью и чистотой.

— Боже мой, да это ангел поет, — тихо сказал рядом с Долли один из гостей.

Генриетта взяла последние ноты, оркестр — несколько аккордов, и все замерло. Бурные аплодисменты взорвали зал. Они гремели, перекатываясь; певица подошла к краю балкона и поклонилась зрителям, потом отступила, взяла за руку своего партнера и приготовилась снова петь. Шум сразу смолк, и когда зазвучал дуэт, где голос Генриетты оттенился сильным баритоном Джона, публика снова восторженно замерла, а потом аплодировала еще громче, хотя, это казалось невозможным. Молодые люди поклонились и исчезли за спинами музыкантов, а герцог дал знак к танцам, и вновь закружил Долли в вальсе.

После концерта гости уже не нуждались в руководстве: в доме танцевали, на лужайке перед домом под легкими шатрами расположился импровизированный буфет для желающих выпить на природе, и множество парочек разбрелось по саду, ища уединения. В три часа ночи в парке зажгли фейерверк, давший сигнал к окончанию праздника, и большинство гостей отправилось отдыхать в отведенные им комнаты.

— Всё, дорогая, мы отстояли вахту, — объявил герцог, наклонился и поцеловал висок жены, — ты устала, пойдем отдыхать — тем, кто остался в саду, хозяева больше не нужны.

Долли огляделась по сторонам. Ее родных уже не было видно, а Лиза не появлялась на балу с того момента, как «погадала» императору Александру. Поэтому она со спокойной совестью оперлась на руку мужа и пошла наверх. В спальне Зоя помогла ей снять маскарадный костюм и надеть ночную сорочку.

— Господи, спасибо тебе, что помог мне пережить этот трудный день, — помолилась, ложась в постель, Долли, и через минуту уже крепко спала.

Она так устала, что не слышала, как в ее спальню вошел Чарльз с бокалом бренди в руке. Он долго сидел рядом, глядя в прекрасное спокойное лицо, ставшее во сне совсем юным, потом задул свечу и лег рядом с женой. Нежность к этому прекрасному существу, поселившаяся в его душе, была так сильна, что заглушала даже страсть, и герцог спокойно лежал, прислушиваясь к легкому дыханию, не тревожа Долли. Потом усталость взяла своё, и он тоже заснул с ощущением счастья.

Рано утром начался отъезд гостей. Долли непрерывно перемещалась от столовой, где кормили гостей ранним завтраком, до крыльца, и если бы не муж, уже давно перепутала бы имена и титулы лощеных представителей высшего света Англии. Русские гости тоже покидали Гленорг-Холл, ведь завтра предстоял отъезд государя в Вену. Молодые офицеры свиты, оставшиеся ночевать, сегодня уезжали самыми первыми. Ее московский приятель граф Печерский поблагодарил герцога, поцеловал руку Долли и уже хотел сесть в карету, но вдруг, решившись на что-то, вернулся и по-русски спросил:

— Ваша светлость, вы не знаете, кто та девушка, что вчера на балу была одета цыганкой?

— Увы, граф, у нас было более шестисот гостей, а я только начинаю осваиваться в лондонском свете — я не знаю имен большинства английских гостей.

— Мне показалось, что английский язык для нее неродной, — задумчиво промолвил Печерский.

— Нет, не могу вам помочь, — забеспокоилась Долли, и вздохнула свободно только тогда, когда граф сел в карету и уехал.

— Что хотел твой русский приятель? — поинтересовался герцог.

— Спрашивал, кто был в костюме цыганки, — поморщившись, ответила Долли.

— Но ты ему не сказала?

— Нет, не захотела — Лиза слишком молода, чтобы знакомиться с офицерами, — объяснила герцогиня, просунула руку под локоть мужа и направилась к своим родным, уже вышедшим на крыльцо. Алексей с женой, тетушка и Луиза с племянницей уезжали в Лондон.

— Не беспокойтесь за Лизу и Дашу, — сказала Долли, целуя тетушку, — им здесь будет хорошо, мы привезем их в Лондон через две недели.

Обняв родных, она поглядела вслед отъезжающим каретам, и ей стало грустно. Алексей и Катя отправлялись вместе с императором в Вену, и неизвестно было, когда они снова увидятся.

Поток отъезжающих гостей совсем обмелел. Долли уже попрощалась с английскими офицерами и, оставив с ними Чарльза, направилась в свою спальню, чтобы передохнуть и побыть с Лизой. Даша спускалась к завтраку вместе с Апраксиной и, проводив графиню, пошла погулять в сад, а Лиза так и не выходила из своей комнаты. У лестницы ее окликнул дворецкий Сиддонс.

— Ваша светлость, для вас передали письмо, только написано не по-английски, — доложил дворецкий и подал ей на маленьком подносе конверт, с размашистой надписью по-русски: «Ее светлости герцогине Гленорг, лично».

Долли вскрыла конверт, и у нее похолодели руки. Ужас, от которого они бежали из России, настиг их здесь — в письме было всего две фразы:

«Если хочешь выкупить жизнь своей подружки Даши, принеси в домик на озере все свои драгоценности и деньги. Поторопись, у тебя только полчаса, и не думай откупиться дешевыми побрякушками, я вчера видел твои драгоценности».

Подписи не было, но она и не была нужна — Долли и так знала, что это — Лаврентий Островский. Она опрометью бросилась наверх, быстро скинув платье на пол, натянула мужской костюм, высыпала в шелковый платок все драгоценности, которые вчера были на ней, туда же бросила бархатный кошелек с деньгами, и завязала всё в узел. Девушка взяла пистолеты крестного, тщательно зарядила их, нашла в сундуке шпагу брата и выбежала из комнаты.