Ольга Крючкова - Дар Афродиты

— Благодарствуйте, сударь, хорошо. А вам, собственно, что за дело до ее здоровья? — удивилась Глаша.

— Да хочу весточку ей передать.

Глаша растерялась, но, взяв себя в руки, все же поинтересовалась:

— От кого?

— От Константина Корнеева.

— Ох… — выдохнула Глаша. — Наталья Дмитриевна извелась вся, сегодня завтракать отказалась. Да еще этот следователь прикатил, да давай всех мучить расспросами.

— И что вы ему поведали? Вы ведь горничная молодой барыни?

— Да, горничная. Ничего не сказала, не видела я ничего. Ослушалась хозяина и ушла спать к прислуге.

Константин нервно грыз перо. Увы, но он был напрочь лишен литературных данных, и письма, которые скорее были похожи на записки, давались ему с трудом.

На листе бумаги виднелось:

«Дорогой дядюшка, Павел Юрьевич!

Пишет вам племянник Константин Корнеев. Мне стыдно за то, что не писал вам почти год, но тому были причины. Во-первых, я был переведен из Санкт-Петербурга в Калугу. Спросите: за что? Да, милый дядюшка, — за ДУЭЛЬ! Будь она неладна!

Видать, по злому року судьбы попал я в нынешний полк. Неприятности следовали одна за другой.

Во-вторых: я, видите ли, влюбился. Причем страстно и без памяти. Уверяю вас, девушка из достойной семьи. Но… Оказывается у нее был жених, некий старик, вроде как граф или князь, точно не помню… Она смерть как не хочет выходить за него. И вот тут-то все и началось…»

Далее Константин кратко описал все свои приключения и амурные переживания, умоляя дядюшку о помощи.

Почти три дня поручик ждал ответа, томимый ожиданием, и, наконец, оно пришло, так как на обратном адресе он указал дом Елизаветы.

«Милостивый государь! Имею честь сообщить вам, что письмо ваше переправлено его сиятельству в новое имение Астафьево-Хлынское, что в Калужской губернии, которое он приобрел этой весной.

Честь имею кланяться, Григорий Владимирович Петровский, управляющий».

Наташа сидела в своей комнате, Глашу к ней не допускали, как не оправдавшую доверие, приставив ключницу Пелагею, бабу тупую и противную. Всю еду, которую приносили в спальню, Наталья, превозмогая голод и соблазн, выбрасывала в окно. Так она сидела день, второй, третий… Причем пила только воду. Наконец Наташа почувствовала, что сильно ослабла, голова постоянно кружилась, а желудок издавал неприличные звуки.

На третий день голодовки Мария Ивановна решила держать совет с супругом.

Опухоль на подбитом глазу начала спадать, и он немного приоткрылся, и теперь Дмитрий Федорович созерцал свою жену, как и положено, двумя глазами.

— Дмитрий, я хочу с вами серьезно поговорить, — начала Мария Ивановна.

— Что опять случилось? — Дмитрий Федорович схватился за сердце.

— Ваша дочь не ест три дня!

— Ну и что. Значит, не голодна. Как говорится: голод — не тетка.

— Это вы к чему? — не поняла супруга. — Причем здесь, вообще, тетка? Я говорю, что ваша дочь ничего не ест по причине нежелания выходить замуж!

— И что, позвольте спросить, я должен сделать? Кормить ее с ложки? И так нас опозорила. Хорошо хоть о последнем случае граф ничего не знает. Кстати, он сегодня приедет…

— Как? Зачем? — всполошилась барыня.

— Сударыня, вы меня удивляете! Подготовка к свадьбе идет полным ходом. Венчальное платье заказано. Кстати, а когда его привезут?

Мария Ивановна вздохнула.

— Через два дня. Но я хотела сказать вам, Дмитрий: Наташа не будет счастлива в этом браке.

— Что, и вы туда же? Это дочь на вас дурно влияет?

— Никто на меня не влияет. Вы посмотрите, какой переполох с этой свадьбой. Все идет наперекосяк, не к добру это…

— Мария, вы, право, как старая бабка: не к добру, не к добру! А что прикажете делать? Отменить все?

— Может, и отменить…

Дмитрий Федорович вскочил с кресла, его здоровый глаз задергался на нервной почве.

— Вы с ума сошли! Свадьба состоится! Я ничего не желаю слушать! А если она не ест, то я сам ее буду кормить!

Отец семейства встал и решительно направился в гостиную, приказав подать обед для Натальи Дмитриевны.

Наташа лежала на кровати, бессмысленно уставившись в одну точку. В комнату вошел папенька, за ним прислуга вкатила сервировочный столик с подносом, полным еды.

— Душа моя, ну что ты задумала — голодом себя уморить! Ну зачем же? Скушай что-нибудь. Вот твои любимые биточки…

Наташа демонстративно отвернулась от папеньки. Запах пищи, доводил ее до исступления. Девушка почувствовала, что более не может сопротивляться голоду.

— Скоро приедет его сиятельство, Павел Юрьевич. Захочет тебя видеть. А что я ему скажу, что ты голодаешь?

— Мне все равно. Говорите что хотите… — еле-еле вымолвила Наташа.

— Тогда давай договоримся: если ты поешь, хоть чуть-чуть, я велю вернуть тебе Глашу.

Наташа от удивления села на кровати.

— Так что там на обед?

Прислуга подкатила сервировочный столик с подносом.

— Вот, откушайте…

— Шарман! — воскликнула голодная Наташа и начала уплетать все подряд за обе щеки.

Немного насытившись, она сказала:

— Папенька, а где же Глаша? Велите ей прийти.

Дмитрий Федорович был настолько рад, что дочь изволила отобедать, что тотчас же послал за горничной, которая, кстати, уже томилась на скотном дворе. Глашу привели в порядок, переодели и отправили к Наталье Дмитриевне.

Наташа настолько привыкла к своей горничной, что тяжело пережила три дня разлуки. Как только дверь за Глашей закрылась, Наташа бросилась к ней.

— Глаша! Наконец-то ты со мной!

— Ах, Наталья Дмитриевна, душа вы моя! А я как рада. Не привыкла я в коровьем навозе сидеть. Ох уж этих трех дней мне хватило сполна!

Девушки обнялись, словно не была одна — дворянкой, а другая — ее горничной и крепостной.

— Что я вам расскажу, Наталья Дмитриевна! Три дня назад, ну, когда все это произошло, меня отправили в Калугу, в полицию. Короче, я должна была смотреть на гусаров и говорить, кого я знаю, а кого — нет.

У Наташи чуть сердце не остановилось.

— И кого ты видела? Что сказала?

— Поручика я не видела. Его ищут… И не сказала я ничего. Но главное — меня до Погремцовки провожал корнет, красавец…

— Глаша, умоляю, говори быстрее!

— Ох, Наталья Дмитриевна, какая ж вы нетерпеливая. Словом, корнет знает о том дубе, что стоит рядом с дорогой, ну куда я носила ваши письма…

— И что? — девушка сгорала от нетерпения.

— Константин будет просить защиты у своего дяди, говорит, тот очень влиятельный человек, аж в самом Санкт-Петербурге служил.

— Хорошо бы… Но как этот дядюшка вмешается, если свадьба должна вот-вот состояться?

— Корнет велел мне бросить ваше письмецо в дупло, ежели вас повезут под венец, ведь венчание — в Астафьево-Хлынское…