Мария Феррарелла - Нежный плен

Отец пошел в сад и услышал, как дочь ругает кого-то. Оказалось, что ее юбка зацепилась за куст, и девушка проклинала и куст, и шипы, и розы, и вообще все на свете.

— Элизабет! — с укоризной сказал Филипп Больё, но ему не хотелось выговаривать Бет. Она многое пережила за последнее время и заслуживала, чтобы к ней относились с пониманием. Все ходили на цыпочках вокруг него самого и Андре, но никто так и не понял, что и Бет тоже нуждается в заботливом отношении.

Обернувшись, Бет покраснела: ей было неловко, что отец слышал, как она ругается.

— Прости меня, папа: я сегодня сама не своя.

— С тех пор, как мы покинули Англию, ты очень изменилась. Давай поговорим откровенно. Ты очень скучаешь без него?

Бет присела рядом с отцом на мраморную скамью.

— Без кого, папа?

Филипп сдвинул брови:

— Прежде между нами тайн не было.

Но Бет не хотела говорить о том, от чего разрывалось ее сердце. Да и какой толк говорить об этом? Ведь Дункан ее не любит…

— А я от тебя ничего и не скрываю.

Положив свою руку поверх ее руки, Филипп посмотрел в глаза дочери.

— Почему ты не осталась в Англии, Бет?

— Мой дом и все родные здесь, — девушка посмотрела себе под ноги и глубоко вздохнула. — А он и не просил, чтобы я осталась, — прибавила она почти шепотом.

После освобождения из Бастилии Филипп был не настолько болен, чтобы не заметить, какую страсть Дункан Фицхью питает к его дочери. Попрощавшись с ними в усадьбе, молодой человек почему-то отказался провожать их до пристани. И Филипп увидел, с какой тоской он смотрел на Бет.

— Его глаза просили тебя остаться…

— Должно быть, у тебя более острое зрение, чем у меня. — Она не хотела больше обманываться. Завладевшая ее сердцем любовь была безответной. — Нет, папа, он был рад, что я уезжаю. — И Бет заморгала, не желая плакать из-за такого, как Дункан. Он не заслуживает того, чтобы из-за него плакали. — Такие люди, как Дункан Фицхью, не способны привязаться только к одной женщине. Ведь у них такой широкий выбор. — Бет вскинула голову, с запозданием сообразив, что она говорит с отцом чересчур резко. — Извини, если мои слова тебя обидели.

— Ты не способна обидеть меня, Бет. Но у меня разрывается сердце, когда я вижу, как ты страдаешь.

Девушка вздернула подбородок.

— Тогда я постараюсь быть счастливее. — Она встала со скамейки. — Пойдем, папа, погуляем вместе.

Когда Бет увидела его, широкоплечего, полного жизненных сил, здесь, среди роз, она подумала, что сердце ее остановится. И крепко сжала руку своего отца.

— Папа, мне кажется, у меня начались видения, — прошептала она, не отрывая взгляда от молодого человека. Он был одет, как те джентльмены, которые посещали салон ее матери, и совсем не походил на прежнего Дункана.

Увидев Фицхью, Филипп Больё бесконечно обрадовался. Краем глаза он заметил, что его жена и дочери остановились в отдалении. По всей видимости, именно они ввели молодого человека в дом и проводили в сад.

— В таком случае я так же болен, как и ты, Бет, потому что у меня то же видение. — Филипп сделал несколько шагов к Дункану.

«Как хорошо быть таким молодым, — подумал он с нежностью. — И таким влюбленным». Он сердечно пожал гостю руку.

— Мистер Фицхью, неужели это и в самом деле вы?

Дункан чувствовал себя дураком в этой непривычной одежде, среди людей, которые смотрели на него во все глаза. Он оставил Джейкоба в доме Син-Джина и, побуждаемый графом и его женой Рэчел, приехал сюда один. Граф даже дал Дункану свой костюм, так как считал, что, отправляясь в дом Больё, он должен иметь приличный вид. Глядя на Бет, Дункан волновался, как жених. Боже, она стала еще красивее, чем была!

— Да, доктор Больё, это я, собственной персоной. — Облизав губы, он пролепетал: — Приехал повидаться с Син-Джином, то есть с графом. Привез ему отчет по имению. Я, черт побери… О, простите меня, сэр!

Быстро пройдя мимо доктора Больё, он подошел к женщине, ради которой плыл через океан целых полтора месяца. И ему уже не нужно было произносить никаких слов, когда он заключил Бет в свои объятия. А ей показалось, будто она умирает, умирает и возносится на небо. Словно окоченевшая бродяжка, которую наконец-то пустили к костру, она отогревалась в объятиях любимого. Она прильнула к его губам, не обращая внимания на то, что мать и сестры смотрят на нее с изумлением. На всем свете для нее существовал только Дункан.

— Фи, как неприлично, — фыркнула Мэри, но в ее словах послышались завистливые нотки. Никогда раньше она не видела, чтобы мужчина и женщина так целовались, и теперь в ней пробудились тайные, никогда не испытанные прежде желания.

Мадам Больё покраснела и отвернулась от молодых людей. Так могут целоваться только муж и жена — да и то не на глазах у всех. Но мать не собиралась порицать за это свою дочь, тем более что ее муж смотрел на все происходящее вполне спокойно.

— В данных обстоятельствах, — еле слышно произнесла Дороти, обращаясь к своим туфлям, ибо была не в силах поднять глаза, — я полагаю, что это простительно.

Энн надменно вскинула подбородок:

— Я никогда не позволю себе целоваться с таким бесстыдством.

А Кэт расхохоталась, понимая, что ее сестра просто-напросто умирает от зависти.

— Тем хуже для тебя, сестрица. Уж я-то от всей души надеюсь, что когда-нибудь кто-нибудь будет целовать меня точно так же.

Девушка вздохнула и, бросив мимолетный взгляд на Андре, погрузилась в сладкие мечты.

Приглушенные голоса матери и сестер наконец привлекли внимание Бет, и она отпрянула от Дункана, вспомнив, как холодно он расстался с ней, когда она уезжала из Англии.

Неужели он думает, что она марионетка и он может дергать за веревочки тогда, когда захочет?

— Зачем ты сюда приехал? — сердито воскликнула Бет.

Дункан положил ей руки на плечи, и его глаза потемнели. Боже праведный, как же он любил ее!

— Потому что я не могу жить, когда мое сердце разрывается на части.

— У тебя нет сердца.

— Бет, я не для того плыл по океану целых полтора месяца, чтобы с тобой спорить.

— А для чего? — с вызовом спросила девушка.

— Для того, чтобы….

Взглянув на Филиппа, Дункан попытался понять, не оскорбил ли он доктора, и тут же разозлился на себя.

Из-за этих глупых предрассудков он чуть было не потерял Бет. И теперь он не станет ни о чем думать. Только одна их любовь имеет значение.

— Для того, чтобы тебе, такой упрямой, такой капризной, доказать, что я тебя люблю.

Неужели он думает, что может вот так запросто ворваться сюда и целовать ее? И это после всего, что она из-за него выстрадала? Или он думает, что одно только слово «люблю» заставит ее забыть обо всем?

— Я не желаю оставаться здесь и слушать оскорбления.