Розалинда Лейкер - Жена Уорвика

Дэниэл схватил Гарри за горло.

– Ты осмелился говорить мне о потере! – взревел он. – Ты осмелился!

Он убрал руку, оттолкнул задыхающегося брата и вылетел из церкви так же быстро, как и Клодина.

Кейт проехала много миль. Когда наступил вечер, дилижанс въехал во внутренний двор большой гостиницы, где пассажиры получили возможность переночевать. Так как Кейт купила билет на дешевые места на крыше, то подумала, что ни один корабль на море не подвергается такой качке, как дилижанс на дороге. Ее не тошнило, но каждая мышца ныла, и после скромного ужина оно позволила себе такую роскошь, как принять горячую ванну. Полежав в теплой воде, женщина почувствовала себя освеженной и провела много времени перед зеркалом, расчесывая волосы, пока они не заструились по ее плечам как серебристый шелк.

Ванну с водой уже унесли, и Кейт собралась ложиться спать, когда вошла вторая горничная с грелкой в руках.

– Я заставила вас ждать? – беспокойно спросила девушка, откидывая покрывало и засовывая теплую грелку между прохладными простынями.

– Нет, вы пришли как раз вовремя.

Кейт сняла халат и положила его на стул.

– Благодарю вас. – Служанка снова расстелила простыни, чтобы сохранить тепло. – Мне кажется, скоро сюда поднимется ваш муж.

Кейт удивленно посмотрела на нее, не веря своим ушам.

– Что вы сказали?

Стоя уже у самых дверей, горничная оглянулась.

– Когда я проходила мимо холла, я слышала, как какой-то джентльмен интересовался, не остановилась ли здесь его жена, миссис Кейт Уорвик. Это ведь ваше имя?

Кейт побледнела.

– Возможно, здесь живет еще одна женщина с таким именем.

Горничная равнодушно пожала плечами и вышла. Тяжело вздохнув, Кейт взяла верхнюю простыню и откинула ее. Это совпадение. Иного объяснения она не находила. Вдруг дверь распахнулась, вошел Дэниэл с мрачным сердитым лицом и тяжелым странным взглядом. Он намеренно громко хлопнул дверью, закрывая ее.

– Итак, Кейт, – резко сказал он, мы теперь с вами законные супруги.

Она задохнулась от страха и соскользнула с кровати, босая и в одной ночной рубашке, пытаясь взять халат со стула, но он шагнул вперед и преградил ей дорогу.

– Как вы узнали? – прошептала она, отходя к изголовью кровати.

Он отбросил в сторону шляпу и хлыст, который держал в руках, и начал расстегивать пальто.

– Эта сказка может подождать. Достаточно того, что правда открылась, и обручальное кольцо, которое вы продолжаете носить на пальце, имеет полное право там находиться. Точно так же, как я имею право получить наконец то, в чем мне так долго отказывали.

Она выглядела так, как будто сейчас упадет в обморок. Все силы оставили ее, и она вцепилась руками в спинку кровати, чтобы не упасть.

– Я уезжаю. У вас не было никакой необходимости снова видеть меня. Все еще можно вернуть, если вы сейчас покинете эту комнату, эту гостиницу и забудете, что мы когда либо знали друг друга.

– Слишком поздно.

Дэниэл развязал галстук и расстегнул рубашку. Даже если бы не было слишком поздно, он бы не смог уехать от этой ночью. Несмотря на свой гнев, разочарование и слепую ярость, вызванные последними событиями, ее неосознанный чарующий магнетизм действовал на него с той же силой, что и раньше, когда он прятал от нее свою реакцию. У него перехватило дыхание, когда он открыл дверь и застал ее в таком милом растрепанном виде, так не похожем на ее обычную аккуратность, когда все ленточки завязаны и каждый волосок на своем месте. Ее силуэт в свете свечи слабо проглядывал сквозь тонкую белую ткань ночной сорочки. Светлые длинные волосы струились по плечам. Она показалась ему совершенно неотразимой. Его страстное желание затмило даже образ Клодины.

– Неужели я ничего не смогу сказать, чтобы заставить вас уйти? – умоляюще спросила она.

– Ничего, Кейт, – непреклонно ответил он, продолжая раздеваться.

Все ее тело пронзила дрожь. Повернувшись, она потушила свечу, но темнота не наступила. Полная луна мягко освещала комнату сквозь грубые тканевые занавески. Кейт сдалась и начала покорно расстегивать пуговицы ночной рубашки. Внутри нее все сжималось от страха. Жервис Фаррингтон не любил ее, он пользовался ее телом жестоко, наказывая за то, что она лишала его мужской силы, невольно сжимаясь от его близости и холодея в его грубых объятиях. В конце концов он окончательно возненавидел ее, несмотря на то что она никогда не хотела навредить ему. Она вздрогнула, когда рубашка упала к ее ногам.

– Кейт, – восторженно выдохнул ее имя Дэниэл. Он никогда еще не видел женщины, столь великолепно сложенной. Однако она выглядела холодной, как мраморная статуя, уголки ее губ дрожали, горло сжималось, как будто ее лишили голоса и обрекли на вечное молчание.

Скинув с себя последнюю одежду, он подошел к ней и нежно поднял на руки. Она судорожно вздрогнула и застыла. Каждый ее мускул напрягся, спина отвердела, но Дэниэл знал, что делать. Он стал покрывать легкими поцелуями ее глаза, виски, шею, мочки ушей. Постепенно, очень медленно, она начала оттаивать. Под его ласками статуя превращалась в женщину, мрамор стал теплой, вибрирующей плотью. Только после этого он уложил ее рядом с собой в постель. В ту ночь он впервые познал настоящую Кейт, ночь показалась ему самой страстной в его жизни.

Через два дня Дэниэл привез Кейт обратно в Истхэмптон. Если бы с наступлением дня Кейт не превращалась в сдержанное замкнутое создание, вечно ускользающее от него, а оставалась бы той женщиной, которая жарко целовала его ночами, он бы еще долго жил с ней в гостинице. Они прогуливались, наслаждаясь мягким весенним воздухом, и разговаривали. Время от времени Кейт останавливалась, собирала примулы и шла дальше, неся перед собой небольшой букетик, не осознавая, что хрупкие цветы повторяли цвет ее чудесных волос, которые в моменты их близости стекали как шелк между его пальцев на измятые подушки. Он рассказал ей о несостоявшемся венчании, о сокрушительных показаниях Жасси и Гарри, о том, как легко он напал на ее след, доехав до остановки дилижансов и узнав, что она отправилась в Бристоль.

– Почему Бристоль? – спросил он.

– Я собиралась плыть в Канаду и начать там новую жизнь. Чтобы ты мог свободно жениться на женщине, которую любишь.

Он не любил Клодину. Вернее, не испытывал того, что Кейт понимала под любовью. Он питал к ней низменное, неистовое чувство, она стала для него проклятием, от которого трудно избавиться. Он чувствовал себя обреченным, что сильно его расстраивало.

– Не надо больше говорить о том, что могло бы быть. Начинается твоя новая жизнь в нашем доме.

Она на мгновение закрыла глаза, испытывая благодарность, смешанную с болью.