Мария Лоди - Мечта

— Нет, Тома. Нет, нет!

Она бросила на постель отчаянный взгляд, словно надеясь скрыться под спасительной защитой простыни, но он заставил ее стоять спокойно, в то время как сам медленно раздевал ее.

Она снова слабым голосом попросила его погасить свет.

— Любовь моя, — пробормотал он и начал рассказывать, как он любит ее.

Его рука нашла верх ее сорочки и стащила ее вниз к талии, затем он тихо опустился перед ней не колени.

Шарлотта стояла перед ним обнаженная, по-детски прося его остановиться и закрывая лицо своими длинными волосами. Она опустилась на колени рядом с ним.

— Я ненавижу тебя, — простонала она, когда он поднял ее. Она все еще вскрикивала, оплакивая свою честь, когда он, крепко прижав ее к себе, гордо и счастливо засмеялся.

— Моя милая маленькая глупышка… моя самая целомудренная лицемерка. Посмотри на меня… не прячь свое лицо. Дай мне увидеть твои глаза, моя любовь, моя маленькая… — Он поднял ее лицо к своему. — Послушай, я не хочу, чтобы ты пряталась от меня, не хочу, чтобы ты испытывала стыд. Любовь проста и чиста. Ты красива. Ты сама красота. Я люблю твое тело. Люблю в тебе все, и я хочу это все, все без исключения.

Он поднял ее своей одной рукой и положил на край большой кровати.

— Я хочу, чтобы ты знала все, — сказал он горячо. — Ничто не запрещено. Ничто не дурно. Это нищие в любви, безобразные и отвергнутые, изобретают всякие проклятия. Я хочу, чтобы ты была свободной женщиной, имеющей смелость любить. — Его рука ласкала изгибы ее тела. — Ты красива, ты знаешь это? — Его голос сломался. — О, я люблю тебя. Будь моя целиком.

Он опустился на колени рядом с ней.

Шарлотта перестала сопротивляться. Она только слабо извивалась, как движущееся под водой растение, когда его горящие губы скользили по ее телу, извлекая из него тайны, о существовании которых она не знала. Его поцелуи заставили ее более полно познать самое себя.

Ее крики оборвались, и она начала произносить его имя страстным шепотом. Обхватив рукой ее тонкую талию, Тома положил Шарлотту поперек кровати. Затем плотно прижал ее и наконец овладел ею.

Их губы встретились, когда он взял ее, сначала мягко, а затем со всей своей силой, подчиняя ее, увлекая ее за собой в бурный восторг страсти.

Она забыла все, прошлое и будущее, детство и друзей, не ощущала ничего, кроме Тома и его тела, слившегося в единое целое с ее телом, отдавая ему себя целиком с болезненной покорностью.

— Тома, Тома…

Они вместе перекатились по кровати, и она все шептала его имя, побежденная им навеки. Они сливались друг с другом, превращаясь в единое целое, распахнув свои души навстречу друг другу.

Им показалось, что они вместе умерли, перестали существовать на земле, что нет ни грязной комнаты, ни убогой кровати. Полные восторга, они уносились в звездное небо, оставляя где-то далеко-далеко тот груз отчаяния, который так долго означал для них саму жизнь.

Тома очнулся первым. Он увидел, что Шарлотта спит, и некоторое время лежал, любуясь ею, ее милой непринужденной позой, придающей прекрасному телу еще большую прелесть.

Но время шло, и он встряхнулся. Нельзя допустить, чтобы эта первая ночь была растрачена на сон, похожий на краткую смерть. Он разбудил ее.

Разбудил ее нежно, шепча, что ночь слишком коротка, итак она началась для них слишком поздно. Его рука снова обнимала ее; они говорили шепотом, как воры, со слабыми вспышками смеха. Дрожа в счастливой лихорадке, слишком усталые и счастливые, они не могли оторваться друг от друга.

Тома был ненасытен, его желание было сильнее, чем когда-либо. Он стал, как безумный, покрывать ее тело поцелуями, словно стремясь утопить ее в наслаждении, заколдовать ее своей исступленной чувственной любовью. Хотя он устал, он чувствовал, как по его телу пробегает трепет гордости, придающей ему новые силы, чтобы преодолевать все доводы рассудка и увлекать ее за собой в это исступление.

Он укладывал ее, отметая прочь все ее запреты, не обращая внимания на протесты, на гладкую спину, и, смеясь, крепко держал, пока пировали его глаза и губы.

Он был ее хозяином и ее рабом, возносил на небеса, как в своих благословенных эротических снах, и возвращал на землю, достигая следующих рубежей блаженства; ему так хотелось, чтобы никогда потом она уже не смогла бы ни жить, ни дышать, ни ходить, не помня о нем.

Он любил ее и должен был заставить полюбить в ответ.

Но даже теперь у нее прорывались последние мучительные приступы целомудрия. Наконец Тома печально спросил, действительно ли она любит его.

Она заплакала. Она умоляла дать ей время, ласкала и целовала его, но он не хотел слушать. Он противостоял ей, требовал ее любви, пока она не попыталась спастись среди смятых простыней. Но он держал ее пленницей между своими сильными бедрами, и наконец она уступила его настойчивости, милой и горькой силе его желания. Она упала назад, сломанная, измученная ужасом и обожанием.

Наконец они заснули на огромной смятой постели, лежа бок о бок, как первые ростки жизни на земле, сплетенные и неподвижные, как две водоросли на дне моря.

Наступал рассвет, серый дождливый рассвет. Он наползал на пропитанное влагой небо Парижа, но Тома и Шарлотта не видели его. Они продолжали спать.

Началось утро, а дождь все еще шел. Тома проснулся первым. Он смотрел, как спала Шарлотта, и ему хотелось, чтобы день никогда не начинался: его страшили мысли о будущем.

Шарлотта продолжала безмятежно спать, в то время как он с ужасом пытался представить себе, что их ожидает. Когда она проснулась, он лежал совсем рядом, чтобы ей было спокойнее, и они почти бессознательно потянулись друг к другу, будто оставаясь в спокойном сне. Потом они тихо лежали голова к голове и некоторое время испытывали необычайно радостное для человека состояние, когда он сознает, что совершенно счастлив.

Но это ощущение прошло, и на смену ему пришел страх. Они лежали, безнадежно уставясь вверх, на мрачный потолок.

— Надо идти, — наконец сказал Тома.

Шарлотта только глубоко вздохнула. Оба знали, что волшебство скоро исчезнет.

— Давай, — сказал он.

Ему пришлось буквально вытащить ее из постели и затем оставить ее одну, чтобы она могла совершить поспешный туалет. Она торопливо оделась и пошла искать его, ее платье сидело косо, а волосы были подобраны кое-как. Тома взял ее за руку, и они молча спустились вниз. Оба выглядели бледными и истощенными.

Они отыскали маленький бар, вошли внутрь, заказали кофе и рогалики и молча съели их, продрогшие от промозглой сырости необычно холодного майского утра. Солнце исчезло, и все вокруг стало странно грустным.

Немного восстановив силы, они почувствовали, как к ним вернулось прежнее беспокойство. Шарлотта смотрела на Тома и думала, что же он скажет. Он показался ей каким-то отчужденным, и она еще больше погрустнела, стала такой же печальной и мрачной, как это утро.