Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

— Позволь мне поехать с тобой. Мы поженимся вдали от этих мест, и никто не сможет нас разлучить.

Мэтью лишился дара речи. Он быстро притянул ее к себе, задумчиво на нее посмотрел, как бы обдумывая свои слова.

— Ты знаешь, мне осталось работать каких-то пять-шесть дней. Потом ты согласна уехать?

— Я готова уехать хоть сейчас, стоит тебе только захотеть.

Он почувствовал угрызения совести. Он не хотел делать ей больно, но ее предложение он мог обернуть в свое преимущество.

— Но это должно оставаться в строжайшей тайне.

Она с готовностью ответила:

— Никто не заподозрит. Я обещаю.

Он отстранил ее от себя и посмотрел на нее с нежностью, но тут же вспомнил, что может потерять расположение Эшдейла.

— Тогда давай разработаем план.

Они продумали все детали. Когда они расставались, она обвила руками его шею. Теперь, тая под его пылкими поцелуями, она отбросила всякий стыд в неожиданном порыве страсти. Ее как будто закружил вихрь желания. Когда он отпустил ее, ее лицо было серьезно — она поразилась собственной реакции, и они еще раз слились в прощальном поцелуе, прежде чем расстаться. Домой она бежала бегом, а он стоял и смотрел ей вслед.

Во дворе она остановилась, оглянулась и увидела его, стоявшего на том же месте, его светлый плащ белел в сгущающихся сумерках. Она теперь ничего не боялась, их тайный план начал осуществляться. Вместо того, чтобы быстрее пойти к дому, она провожала Мэтью полным любви взглядом, как если бы была уверена, что ветер донесет до него эту ласку.

Все последующие дни она собирала вещи и некоторые мелочи, которые собиралась взять в дорогу, и складывала их в маленькую дорожную сумку, которую прятала за буфетом.

Она написала письмо родителям, собираясь оставить его на подушке, когда покинет дом. Когда настал день побега, родители должны были поехать к Эшдейлам, a Летисию с Ричардом пригласили на бал в город. Даже братьев не должно было быть дома, так как этим летом они спали на веранде под тентами. Слуги находились на кухне и тоже ничего не должны были видеть.

Во второй половине дня все занялись своими делами. С наступлением вечера она поймала себя на мысли, что с любопытством стороннего наблюдателя смотрит на суету в доме, как будто это ее совсем не касается. Когда родители собирались идти в гости, она спустилась в холл, чтобы посмотреть на их сборы. Это был один из их последних визитов к Эшдейлам этим летом. Когда мать спустилась вниз, Энн, как всегда, поразилась ее красоте. Этим вечером Эстер надела шелковое платье густого синего цвета. Оно не было новым, но ей шло все: было ли это вечернее платье или костюм для работы в саду — все смотрелось на ней великолепно.

— С тобой все в порядке, Энн? — спросила она, нахмурив брови. В ее голосе звучало беспокойство.

Энн почувствовала, что невольно краснеет, осознавая свою вину.

— Да, а почему ты это спрашиваешь?

Эстер пожала плечами.

— Ну, я не знаю. У меня сложилось впечатление, что в последнее время ты caмa не своя.

Для Энн эти слова были предлогом для того, чтобы подойти и обнять свою мать. Этого бы никогда не случилось в другой ситуации.

— Перестань беспокоиться за меня. Иди и отдохни.

К ее облегчению в это время отец достал карманные часы и сверил время.

— Пора идти, Эстер, если мы не хотим опоздать.

Эстер кивнула в знак согласия и накинула шаль на плечи. В душе она надеялась, что сегодня вечером Джеймс будет уделять больше внимания гостям, а не ей. Джон всегда это замечал.

— Тогда спокойной ночи, Энн, дорогая. Я надеюсь, ты уже будешь спать, когда мы вернемся. Мы постараемся не беспокоить тебя.

Как только дверь захлопнулась за ними, Энн быстро поднялась в свою спальню и взглядом проводила их до ворот особняка. Теперь она себя чувствовала в безопасности.

Полчаса спустя, накинув на плечи плащ и неся в руках чемодан, Энн незаметно вышла из дома и заспешила к месту встречи на дороге по направлению к городу. Она пришла раньше, как и собиралась. Присев на ствол дерева, который оказался довольно удобным, она сидела там в ожидании услышать приближение нанятого Мэтью кабриолета для перевозки его вещей в квартиру в Лондоне. Где-то в ветвях ухала сова. Со стороны таверны раздавалось хлопание двери, когда кто-нибудь выходил или входил. Сердце Энн бешено билось от счастья.

Прошло два часа. Никто не появлялся. Это начало беспокоить Энн. Мимо проезжали, проползали, пролетали различные экипажи, но не было и следа Мэтью. Только что-нибудь неожиданное могло расстроить их побег, и не было совершенно никакой возможности передать ей весточку. Минута проходила за минутой, а его все не было, и вот Энн уже не могла терпеть и ждать дольше. Время быстро ускользало, и ей просто необходимо было узнать причину происходящего. Предположим, он неожиданно заболел? И хотя уже было поздно, она собиралась заглянуть в особняк под предлогом желания взять книгу из библиотеки. Когда Энн добралась до особняка, она быстренько спрятала свой чемодан в кустах и заспешила к входу. Дверь открыл дворецкий. Из гостиной раздавались чьи-то голоса и смех.

— А мистер Грант все еще работает? — бросила Энн как бы невзначай.

— Нет, мисс Бэйтмен. Он уехал.

— Уехал? Когда? Пять минут назад, десять?

В эту минуту Энн была готова вылететь стрелой из этого дома, не в силах больше скрывать свои чувства.

— Он уехал вчера утром, сразу после восхода солнца.

Она посмотрела в сторону библиотеки. Господи, она мечтала, чтобы ее ноги сами отнесли ее туда. Да! Конечно, он оставил письмо на столе в библиотеке, где сообщил свое местонахождение. Она где-то уже слышала, что шок может заставить зубы стучать. И это сейчас происходило с ней. Как только Энн вошла в библиотеку, она прямиком направилась к столу в центре комнаты, на котором стояла только зажженная свеча. Как будто ее только что выпустили из Бедлама, Энн как сумасшедшая открывала один за другим ящики в столе, шарила в шкафах, но там не было ничего, кроме его многочисленных томов каталогов в переплетах из красной кожи.

Девушка, пораженная, медленно опустилась на колени и прижалась лицом к боковой стенке стола; она зажмурилась, понимая, как легко он обвел ее вокруг пальца. Волны боли и муки захлестывали ее одна за другой. Как только она услышала, что он уехал, она сразу поняла, что не будет никакого письма, и только слабая надежда удерживала ее от крика боли, исходящего из ее разбитого сердца — прямо там, в холле, где бы ее крик заставил сбежаться всех, и родителей тоже.

В конце концов она поняла, что из ее груди исходят какие-то другие звуки: всхлипывания не давали ей дышать.

О Господи! Никто не должен слышать этого. Дрожащими руками она закрыла рот и попыталась подавить в себе эти звуки. Никто не должен знать! Как хорошо Мэтью знал ее характер, в то время как он для нее был абсолютно непредсказуемым. И сейчас он вел себя так уверенно, ведь она сама обещала ему не разглашать унижение этой ночи никому, и меньше всего своей семье. Это могло свести ее с ума. Спотыкаясь, она схватилась за край стола и расправила плечи, никто уже не увидит ее мучений. Покидая библиотеку, она взяла какую-то книгу наугад, чтобы оправдать цель своего визита. В холле тот же дворецкий открыл ей дверь, и она окунулась в прохладу ночи. Как будто находясь в состоянии транса, она вытащила свой чемодан из кустов и отправилась домой. Дома она поднялась к себе в комнату, достала письмо из-под подушки и поднесла его к свече. Как оно горело! Оставалось только распаковать вещи, чем она и занялась. Затем Энн умылась холодной водой и приготовилась ко сну. И только положив голову на мягкую подушку, она дала волю своим чувствам, слезы покатились по ее лицу, как будто внутри рухнула плотина. Она плакала всю ночь, сквозь слезы Энн слышала, как пришли родители. Как только прошел первый шок, ее состояние значительно ухудшилось.