Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

— Возможно, для нее это единственный способ справиться с происходящим, — тихо сказал Джосс то, о чем давно думал, но до сих пор молчал. Он заметил, как по лицу жены скользнула тень удивления, которая сменилась выражением сочувствия. Элис медленно повернула голову и посмотрела на язычки пламени, пляшущие в камине.

— Бедняжка, — сказала она задумчиво, будто сама себе. — Как она, должно быть, страдает, и насколько все ухудшится для нее, если дела не пойдут на поправку.

Новый год начался с сильной метели, морозы длились семь недель. Джон тепло одевался и по настоянию Эстер всегда укутывался шарфом, закрывая шею и подбородок, уходя в мастерскую, либо на прогулку. Свежий, бодрящий воздух прекрасно на него действовал, и он старался как можно чаще бывать в саду. Казалось, что сила воли Эстер помогает ему успешно бороться с болезнью. В мире их взаимоотношений, начинающемся за дверью спальни, началось возрождение страстной любви Джона. Этот всплеск энергии происходил из-за его безумного желания насладиться всем, что ему могла дать жизнь, прежде чем болезнь, не дававшая ему покоя, возьмет над ним верх. Она давно подстерегала его, дожидаясь своего часа.

Сад был весь в яблоневом цвету, когда в полдень, в мастерской, Джон, отложив инструменты в сторону, прислонился к станку. Заметив это, Джосс подошел к нему, обеспокоенный его бледностью. Эстер ничего не видела. Она была занята литьем подсвечников и переливала расплавленное серебро из тигеля в литейную форму. Работа была напряженной и трудной, так как изделие могло быть вынуто из формы только путем быстрого погружения в холодную воду, из-за чего она была вся окутана паром. Раньше это делал Джон, но теперь Эстер и Джосс поделили между собой всю оставшуюся работу, оставив ему только то, что было ему по силам или представляло для него особый интерес. Когда Эстер повернулась, утирая пот, выступивший на лбу, тыльной стороной руки, она заметила, что в мастерской кроме нее никого не было. В этом не было ничего странного, и она, нимало не беспокоясь, продолжала переливать расплавленное серебро в форму, когда вернулся Джосс. Хотя она видела только его силуэт, она сразу почувствовала, что что-то случилось.

— Я отвел отца в дом. Он не хотел, чтобы я тебе это говорил, но мне показалось, что он очень плохо себя чувствует.

Его слова прозвучали для Эстер, как похоронный звон, но она сдержала себя. Снимая фартук и чепец, она спросила:

— Он кашляет?

— Нет.

Он понял, что Эстер все эти дни жила, со страхом ожидая начала кровотечения, но никогда, ни словом, ни движением старалась не показать этого. Даже сейчас она была абсолютно спокойна.

— Присмотри за мастерской, — сказала она, выходя во двор.

Она нашла Джона в комнате, где он производил свои расчеты. Он опустился в большое кресло и ссутулился в нем, безвольно свесив руки с подлокотников. Он сидел, закрыв глаза, лицо было бледным, но услышав ее приближение, он открыл их. Зрачки были затуманены болью, но он с трудом заставил себя улыбнуться, зная, что она хочет это увидеть.

— Ничего страшного, — уверенно сказал он, продолжая притворяться перед ней. — Просто спазм.

— Ты придешь в себя, как только он пройдет.

Эстер опустилась на колени рядом с креслом, и взяв его руку, положила ее себе на грудь. Глядя на мужа, она почувствовала, как отступает тревога и возвращается спокойствие.

— Конечно, все будет в порядке.

— Не разговаривай, мой дорогой. Отдохни.

Она посоветовала это слишком поздно. Джон покраснел, сдерживая кашель, но затем им овладел такой приступ жестокого кашля, что она испугалась, что он задохнется. Энн, услышав его, прибежала в комнату, и мать послала ее за сиропом, который берегли для таких крайних случаев. В его состав входила настойка опия, последнее средство, используемое после того, как все остальное оказалось бессильным перед его болезнью. Когда, наконец, его измученному телу была дана небольшая передышка, Эстер позвала Джосса помочь перенести Джона в постель, где он тут же впал в глубокий сон.

— Он сможет работать через несколько дней, — с оптимизмом сказала Эстер, спускаясь по лестнице вместе с Джоссом. Энн осталась сидеть у постели отца.

— Не рассчитывай на это, мама. Он очень сильно изменился. Это стало заметно еще две или три недели назад.

Она вскинула голову.

— Как ты можешь так говорить? — с негодованием ответила Эстер, — он трудится с утра до ночи!

— Только потому, что заставляет себя. Он мужественный человек и отказывается сдаваться.

Она резко повернулась к нему:

— И не сдастся. Так же, как и я! Я и твой отец будем продолжать бороться с его болезнью, и мы победим ее. То, что случилось сегодня, — всего лишь незначительная неудача. К завтрашнему дню он опять будет в порядке.

Джосс хотел было начать с ней спорить, но передумал. Может быть, он не имеет права пытаться разрушить такую веру в непременное выздоровление. Чудеса случаются. Кто он такой, чтоб сеять сомнение в такое время, когда все может зависеть от силы воли его матери?

Джон не вставал с постели в течение пяти недель. Джонатан всегда видел в болезни отца возможность самому заняться ювелирным делом. По счастливой случайности для Джонатана происшествие в мастерской совпало по времени с болезнью школьного учителя, которого некому было заменить, так что ученики получили дополнительные каникулы. Джонатану было двенадцать лет, он был сильный и стройный, с годами обещающий стать таким же привлекательным, как и все Бэйтмены. Его внешность еще не изменилась из-за самодовольной улыбки полных губ и становившегося неуловимым, непроницаемым выражением глаз, когда ему приходилось сталкиваться с вопросами, которые ему не нравились. Джосс, обнаружив, что он может положиться на Джонатана в выполнении какой-либо работы, обрадовался его освобождению от посещения школы как раз тогда, когда это было нужно больше всего, и привел его в мастерскую на следующее же утро после приступа у отца. Мальчик работал целый день, как если бы был уже учеником и использовал возможность научиться тому, что он мог, понимая, что в будущем это даст ему преимущество.

— Я собираюсь разбогатеть, — похвастался он перед Энн, пока она зашивала ему дырку в рубашке, которую он собирался надеть. — Тогда у меня больше не будет штопаных рубашек. У меня будут чистокровные кони, и я буду ездить на самом быстром.

— Откуда ты возьмешь деньги? — спросила Энн, отрезая нитку после того, как она зашила дыру.

— Я стану ювелиром Короля! — он выхватил рубашку у нее из рук без слов благодарности и натянул через светловолосую голову. Энн положила наперсток в свою корзинку для шитья. Она не стала спорить. Если кто-нибудь и мог добиться своей цели, то Джонатан был из их числа, так как не остановится ни перед чем ради достижения задуманного.