Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь сплетничал о моем доме, — замечал обычно мистер Гарнер, такое откровение было не совсем лестным для его компаньонов.

Так уж случилось, что произошли некоторые перемены в жизни Гарнеров, обитающих на Войси-стрит. Зеваки и сплетники заметили тот факт, что миссис Гарнер стала покупать больше мяса, чем в прежние годы, и что Джарред стал приходить домой пьяным гораздо чаще и работал меньше, о чем свидетельствовали темные окна дома по вечерам вместо веселого огонька керосинки, освещавшего его рабочее место в прежние дни.

Таким образом, обитатели Войси-стрит позволили себе предположить, что в семье Гарнеров улучшилось благосостояние. Вряд ли продажа поношенной одежды пошла у них лучше, чем раньше; безвкусные платья по-прежнему висели в окнах магазина, и все реже звенел колокольчик у входной двери. Быть может, Гарнеры получили наследство и на них осыпались золотые плоды с дерева судьбы? На этот вопрос обитатели Войси-стрит отвечали отрицательно: о наследстве старая миссис Гарнер немедленно бы все рассказала. Об этом можно было бы услышать в скобяной лавке, в баре «Королевская голова», где миссис Гарнер бывала ежедневно, приходя сюда за пивом. Нет, было что-то таинственное в источнике доходов Гарнеров, что-то, о чем обитатели Войси-стрит не могли догадаться.

Если бы особенно любопытные могли войти в круг семьи Гарнеров, то они смогли бы увидеть, что их благосостояние зиждется на не вполне чистых средствах.

Раньше Джарред был готов делать до изнеможения свою работу, а затем, устав от своего труда, он подолгу слонялся по улице. Теперь же такие вспышки работоспособности были необычайно редки, руки стали менее крепкими, а глаза менее острыми. Он стал пренебрегать некоторыми своими покупателями как в скрипичном, так и в картинном ремесле. Сейчас он подолгу проводил время над картиной для человека, которому он раньше даже боялся предложить свои услуги. Словом, Джарред Гарнер, никогда не ступавший честным путем, находился теперь на пути к своей гибели.

Миссис Гарнер заметила это и начала горевать над столь стремительным падением своего сына и много раз плакала, думая о неожиданных поворотах судьбы. Конечно, у них сейчас было меньше трудностей со счетами на воду, чем раньше, и хорошие порции мяса заменили такую пищу, как рубец, сосиски и овечьи головы. Но даже это изобилие не вызывало удовлетворения у миссис Гарнер, потому что существовала атмосфера беспокойства вокруг жизни Джарреда, волновавшая ее больше, чем все трудности прошлой жизни.

Возможно миссис Гарнер чувствовала все эти тревоги из-за того, что не имела возможности поделиться ими с кем-нибудь. Луиза же исчезла из этого маленького дома, и никто на Войси-стрит не знал, куда она отправилась. Лишь однажды ранним утром два года назад несколько людей видели кэб, Войси-стрит вообще-то не очень славилась ранними подъемами, в кэб поместили чемодан и большую коробку от шляпы, причем обе эти вещи были совершенно новыми, и видели также, что Луиза садилась в кэб, в то время как Джарред, стоя в одной рубашке и тапочках, давал инструкции кэбмену. Затем отец и дочь расцеловались и на этом расстались, и с того дня никто больше на Войси-стрит не видел Луизу Гарнер.

Миссис Гарнер, когда ее подруги задавали вопросы о Луизе, отвечала, что девушка в положении, после чего некоторые из них начинали сплетничать и говорили, что не очень-то любят всякие тайны и были склонны думать, что старая миссис Гарнер не стала бы рассказывать такие вещи о своей темноглазой внучке, если бы не было чего-то, из-за чего она должна была прятать ее от мнения публики.

Дом, точнее, та его часть, которую снимали Гарнеры, стал совсем унылым без быстрых шагов Лу, напевания песенок и мелькания ее загорелого лица, когда девушка, как ветер, перемещалась по комнатам. Наемная служанка, выполняющая работу Луизы за полкроны в неделю и за обеды, была рыжеволосой, с белыми ресницами, немного глуховата, медлительна в движениях и склонна к хронической простуде.

— Это был мой жребий — потерять всех тех людей, которые находились рядом со мной, — заметила как-то миссис Гарнер грустно, заняв свое место за обеденным столом.

Джарред, мучившийся уже долгое время непрекращающимся кашлем, немытый, непричесанный и носящий свой любимый неглиже — костюм, состоящий из поношенной рубашки и котелка, зевнул и потянулся, равнодушно оглядывая стол, на котором находились зажаренные телячьи лопатки и пикантный луковый соус.

— Да, но во всяком случае ты еще не потеряла меня, моя старушка, — сказал он между зевками.

— Я не совсем уверена в этом, Джарред, — жалостливо проговорила мать. — Да, мы спим под той же крышей, правда, и в те часы, когда все работают, ты еще здесь, правда, без особого аппетита и поэтому я думаю, что еще не потеряла тебя. Но ты сейчас не тот Джарред, что был раньше.

— Ах, — произнес Джарред беззаботно, — все меняется — это основной закон природы. Завтрашний день никогда не может быть похожим на сегодняшний. Ничто так не вечно, как изменчивость.

— Я бы не стала жаловаться на происшедшие в тебе перемены, Джарред, — пробормотала миссис Гарнер, глядя беспомощно на блюдо с мясом, которое ей передавал сын, — если бы я знала их причину, понимала бы, в чем дело. Но я не могу, не могу. Нет такой матери, которая бы знала о своем сыне меньше, чем я. Ты тратишь наш месячный доход задолго до того, как заканчивается месяц, и затем, когда в доме нет ни пенни и нет никаких источников для заработков, ты вдруг уходишь куда-то вечером и возвращаешься ночью довольно пьяный с карманами, полными соверенов.

— Прекрати это нытье — закричал резко Джарред. Спящий до этого тигриный норов вдруг проснулся в нем. — Я не думаю, что у тебя есть причины для того, чтобы жаловаться. Сейчас ты живешь лучше, чем жила когда-либо, сколько я себя помню. Тебя не мучает сборщик налогов, не тревожит из-за не вовремя выплаченной ренты владелец дома, ты можешь, наконец, закрыть завтра свой жалкий магазинчик, если пожелаешь, сложить руки, сидеть у камина и ничего не делать, только ворчать, а это ты будешь делать до тех пор, пока у тебя есть язык. Какое тебе дело до того, откуда у меня деньги или что я с ними делаю, если я обеспечиваю тебя хорошим домом и кормлю тебя прекрасной едой?

— Все это очень хорошо, Джарред, но этого недостаточно для матери, ее заботы не так легко снять. Я хочу узнать, откуда у тебя деньги.

— Я иногда много работаю, не так ли? — пророкотал мистер Гарнер, отталкивая от себя тарелку после тщетной попытки выразить свою признательность по поводу прекрасно приготовленной овечьей лопатки.

— Очень хорошо, что ты можешь зарабатывать своей старой работой, Джарред.