Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

Флора почувствовала странное чувство облегчения и умиротворения после объявления помолвки, которая, однако, произошла еще у постели умирающего отца. Она никогда не думала об отказе Гуттберту Олливенту. Умирающий отец отдал ее доктору — этот акт был священен. Она содрогалась при мысли о том дне, когда доктор Олливент заявит свои права на нее, но теперь, когда это произошло, девушка была спокойна, в ее душе впервые наступил мир со дня смерти Марка Чемни. Ее судьба была решена, тихий дом на Вимпоул-стрит стал ее домом, жизнь должна была протекать в спокойном, без особых событий ритме, и только смерть могла положить этому конец.

Однако в сложившейся ситуации было и немного счастья: она была любима человеком, которого с гордостью могла считать неким верховным существом. В обществе ей говорили много хорошего о докторе Олливеите. Флоре было приятно слушать это, и она была горда им.

Если девушка не могла дать ему любви, она платила ему своим почтением.

Никогда еще свет не знал такой заботливой хозяйки. Она подчинилась доктору во всем, узнавала о всех его желаниях, интересовалась его проблемами и постоянно пыталась улучшить себя, как будто бы она могла стать менее желаемой. Они были весьма учтивыми влюбленными, и лишь иногда, между ними возникали до смешного робкие разногласия, и небольшая едкость замечаний, как правило, смешивалась с медом взаимных ухаживаний. Миссис Олливент наслаждалась счастьем своего сына и думала о том, что должно быть небеса создали Флору специально для него.

— Пусть это произойдет в ближайшее время, дорогая, — сказал Гуттберт однажды вечером, когда Флора спустилась в его кабинет за книгой; здесь, в этой печальной и немного грустной комнате, где многие люди услышали свой смертный приговор, влюбленные стояли рядом в сгущающихся сумерках летнего дня, Флора тянулась к томику, который хотела взять, а рука доктора мягко обнимала ее, и он как будто пытался привлечь ее к себе.

— Пожалуйста, не говорите мне ничего о «Революции» Кэрлайла, дорогая. Я сейчас найду эту книгу. Я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Когда мы поженимся? Уже прошло шесть месяцев с тех пор, как вы дали мне обещание. Вы же не можете сказать, что я нетерпелив?

— Вы знаете, что я всегда готова сделать все, что вы пожелаете, — ответила Флора тихо.

— Моя Гризельда! [7] Героиня средневековой легенды и новелл Боккаччо и Петрарки, кроткая, терпеливая и покорная до самопожертвования жена ( прим. верстальщика ). Пусть это будет в этом месяце, тогда я смогу показать вам Италию. Ноябрь — прекрасный месяц для Рима. Мы убежим с вами от лондонских туманов, и, по крайней мере, для одного из нас, земля станет раем.

— Я бы хотела увидеть Рим, — ответила Флора, едва скрывая свою радость, но и не чувствуя того восторга, который был у нее тогда, когда она думала о предстоящем путешествии в великий город вместе с Уолтером Лейбэном. — Но не будет ли это слишком рано?

— Нет, моя любовь, я ведь и так ждал уже долго. Возможно, я не должен был быть столь терпеливым, но я хотел, чтобы вы привыкли к мысли о нашем союзе, чтобы это не было тяжелой ношей для вас. Вы ведь не раскаиваетесь в том обещании, которое дали мне у того раскидистого бука около Фарли-Роял?

— Нет, нет, — сказала она страстно, и затем добавила, несколько смутившись, — сейчас вы мне нравитесь гораздо больше, чем тогда.

— Мое сокровище! — воскликнул он, обнимая ее. — Если любовь заслуживает благодарности, то тогда я ее достоин. Вы — моя, если бы вы знали, каким счастливым вы сделали меня одним единственным таким словом. Я мог позволить себе быть терпеливым, чтобы завоевать вас.

Дата их свадьбы была обсуждена ими здесь же. Флора сказала, что это произойдет тогда, когда пожелает доктор Олливент и мама. Гуттберт сказал ей, что они с мамой едины в своем мнении и что это событие не стоит откладывать на долгий срок. Они все еще стояли у книжных полок, обсуждая этот вопрос, когда слуга произнес, что какой-то человек хочет видеть доктора Олливента.

Всегда есть что-то неприятное, вызывающее сомнение и даже таинство при объявлении о приходе «какого-то человека». Такая неопределенность внушает некоторое чувство страха. Таким человеком мог быть кто угодно — от повелителя тьмы в виде скелета до сборщика налогов.

Да, «какой-то человек» мог быть кем угодно.

— Что он хочет от меня? — спросил доктор с некоторым раздражением. — Это пациент?

— Я не думаю, сэр. Я спросил, не пришел ли он к вам, как к врачу, но он ответил, что у него к вам другое дело.

— Где он?

— В холле, сэр.

— Вам нужно было повнимательнее присмотреться к его внешнему виду. Вот ваша книга, Флора, — сказал доктор, выбрав томик в коричневом переплете. — Я немедленно поднимусь наверх, как только разберусь с гостем.

Он вместе с Флорой вышел из комнаты и смотрел на ее хрупкую фигурку, пока та не скрылась из виду, а затем направился к холлу, в котором его ожидал пришелец. В полумраке комнаты Гуттберт увидел широкоплечего человека и подошел к нему. Это был Джарред Гарнер.

— А, так это вы? Я думал, что закончил с вами все дела.

— Я тоже так думал, — ответил гость, отчасти недружелюбно, отчасти извиняющимся тоном, — но мир был слишком жесток по отношению ко мне и я решил навестить вас еще раз.

— Проходите, сэр, — сказал доктор холодно, открывая дверь в гостиную, — и давайте положим конец нашему делу.

— Прошу прощения, доктор, но я не понимаю, как вы можете сделать это, не очистив свою совесть перед мисс Чемни. А я думаю, вы и не собирались делать этого.

Настал день свадьбы. Это был тихий день в конце октября, в такой же день два года назад случилась смерть Марка Чемни.

Свадьба оказалась весьма скромной, совсем не похожей на другие свадьбы, происходящие на Вимпоул-стрит. Врач с Кэвендиш-сквер, старый друг Гуттберта, был посаженным, отцом, его дочь — симпатичная девушка семнадцати лет — была единственной подругой невесты. Таким образом из гостей были только эти двое, доктор имел свое особое представление о церемонии бракосочетания и считал, что столь торжественное событие не может проходить в окружении улыбающейся, равнодушной толпы.

— Если бы у меня было больше друзей, настоящих друзей, я бы пригласил их сегодня, Флора, — сказал он утром свадебного дня, — но я был слишком занят, чтобы заводить друзей и совсем не собирался сделать день нашей свадьбы праздником для своих знакомых.

После венчания и весьма милого банкета за круглым столом, украшенным белыми экзотическими цветами, доктор и его невеста отправились на железнодорожную станцию, чтобы уехать в Дувр, а миссис Олливент вздыхала, думая о том, каким скучным может стать дом за месяц их отсутствия.