Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

— Какой старой я чувствую себя, — и это было единственное что сказала Флора, когда они возвращались в свой респектабельный район города.

Мебель была доставлена с Фитсрой-сквер на следующий же день и Флоре разрешили расставить ее так, как она пожелает. Ей помогали доктор и его слуга, не мешая ей, однако, своими советами. Флора сделала туалетную комнату, прилегающую к спальне, своего рода храмом, в котором она могла вспоминать отца и все свое прошлое. Здесь она поставила то священное кресло, стол, за которым Марк Чемни писал свои короткие деловые послания. Книги, собранные им, которые ой читал — и перечитывал в Австралии: Шекспир, Кенилворс, Роб Рой, Пиквик. Она повесила свои полки, но сняла с них голубые ленточки и множество других безделушек, которые когда-то так забавляли ее, оставила только те вещи, которые ей подарил отец. Здесь же она поставила пианино и пюпитр и серыми мартовскими сумерками тихонько напевала те старые трогательные песни, которые любил ее отец. Казалось, что обстановка этой комнаты внесла какое-то спокойствие в жизнь Флоры, и дом на Вимпоул-стрит стал для нее тем, чем не был раньше — ее домом. Какой бы ни была ее будущая судьба, она должна была смириться со своим присутствием здесь. Миссис Олливент и ее сын были так добры к ней, и она должна была отплатить им за это годами своей привязанности к ним. Она стала все больше чувствовать себя приемной дочерью миссис Олливент и все больше привязывалась к этой спокойной пожилой леди. Если бы она могла избежать того ужасного вопроса, связанного с женитьбой, который возникал у нее в голове, как последняя воля отца, то она бы вообще была довольна своим положением. Нынешний ход ее жизни был настолько хорошим, насколько он мог быть хорошим без существования отца и возлюбленного.

По мере того, как она становилась сильнее душой и телом, Флора вернулась к своим занятиям и стала еще более прилежной ученицей доктора Олливента. К ней возвращалась ее старая любовь к музыке и она по вечерам пела и играла для двух своих друзей, играла романтичные вальсы и ноктюрны в то время как доктор читал. Часто она сидела за пианино на верхнем этаже, в своем «гнездышке», где всегда были свежие цветы и новые книги, принесенные внимательным доктором.

— Флора, — сказал доктор Олливент в один из апрельских вечеров, когда они сидели в сумерках после обеда, — Флора, вы знаете, что вы очень богатая женщина? Я никогда раньше не решался заговаривать с вами на эту тему, но вы должны знать, что обладаете приличным состоянием.

— Я знаю, что папа был очень богат, — ответила она, — но я никогда не думала о деньгах со дня его смерти. Мне нравилось тратить их, когда он давал их мне. Я не могу представить себе, что его смерть сделала их моими.

— Все же вы должны знать, что ваш папа оставил вам шестьдесят четыре тысячи фунтов. Он увеличил свой капитал, вкладывая деньги в предприятия Маравилла. Четырнадцать тысяч я оставил там же, а остальные перевел в консоли. Были небольшие расходы, связанные с переводом, но как ваш опекун я решил, что большая часть ваших денег должна быть надежно защищена землей. Общий ваш доход теперь составляет более двух тысяч фунтов в год, что дает возможность удовлетворить любой каприз, который может возникнуть у вас. Вполне возможно, что жизнь в этом доме отличается от той жизни, которую вы могли выбрать для себя. Вы могли бы попутешествовать, посмотреть мир, завести себе новых друзей, войти в общество. Вы можете удовлетворить любое свое желание, у вас достаточно средств для того, чтобы осуществить все это. И я уверен, что все ваши желания будут не лишены здравого смысла.

— Умоляю, не говорите так, — сказала Флора, — как я могу путешествовать без папы? Какое удовольствие я смогу получить, когда его нет рядом?

Она вспомнила то, как она и Уолтер планировали, сидя в саду, свой медовый месяц: на цветущих островах Греции, под голубым небом и рядом со сверкающим морем, именно так и говорил Уолтер. И все это время он обманывал ее, малодушно уступая желанию отца, а в сердце любя другую женщину.

«А что было бы, если бы я вышла замуж и узнала об этом после!» — подумала она. И по сравнению с тем страданием, которое бы она испытала, безвременный уход Уолтера показался ей весьма милосердным.

— Моя дорогая, — сказал доктор своим мягким покровительственным тоном, — вы думаете, я хочу, чтобы вы провели жизнь вдали от нас? Для меня и моей матери большое счастье, что вы живете здесь. Наш дом преобразился, как только вы вошли в него. Не правда ли, мама?

— Да, конечно, это так, Гуттберт, хотя где вы, там и мой дом, — ответила миссис Олливент. — Вы стали так дороги мне, что я едва ли могу представить себе, как смогу обходиться без своей приемной дочки, — добавила она, ласково поглаживая по голове Флору, сидящую на маленьком стуле рядом с ней и прильнувшую к ее коленям.

— Но я не хочу покидать вас, мама, — сказала Флора, в последнее время, именно так она начала называть ее. — Это очень мило со стороны доктора Олливента, что он заботится о моих деньгах. Я, наверное, могу их очень быстро и бестолково потратить, если только он не научит меня правильному обращению с ними.

Доктору стало легче после этого короткого объяснения.

Наследство Флоры было камнем преткновения на его пути. Вполне возможно, что нашлись бы люди, которые бы сказали, что он устроил ловушку молодой наследнице, что обязал ее помолвкой, пока ее разум, переполненный печалью, был не в состоянии устоять его воле. Но о мнении общества он думал меньше всего, поскольку вел себя корректно по отношению к Флоре.

«Я не буду давить на нее, — думал он, — я не буду извлекать никакой выгоды для себя из последних слов умирающего Марка. Пусть ее сердце само решит. Если своим вниманием и заботой я не смогу завоевать ее любовь, то буду готов потерять ее совсем».

Еще до того, как зацвели первоцветы, доктор отослал миссис Олливент и Флору в Хастингс, обещая проводить воскресенья или, как говорят северные англичане, «уик-энд» с ними. До этого он отправил своего человека для того, чтобы тот нашел им подходящее жилье, все остальные хлопоты, связанные с путешествием, были также предварительно улажены. Флора почувствовала странную печаль, когда доктор Олливент прощался с ними на железнодорожной станции.

— Я пропущу свои занятия латинским, — сказала она мягко.

— Значит ли это, что вы расстанетесь и со мной? — спросил он.

— Я думаю, это, должно быть, одно и то же, — ответила девушка, слегка покраснев.

Так они расстались и ей было жаль покидать его, как будто бы вместе с доктором из мира исчезали сила и ум.

Так первый год со дня смерти отца прошел спокойно, и даже не без некоторых удовольствий. И оглядываясь назад на это время, Флора должна была признать, что жизнь не так уж и печальна. Она жила в атмосфере любви и покоя.