Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

Прошел год, и хотя Флора все еще продолжала носить траурные одежды, но уже не выглядела в них столь печально. Она одевалась в шелк вместо плотных тканей, белые ленточки все чаще появлялись в ее нарядах. Девушка иногда ходила с доктором и миссис Олливент на концерты, которые старая леди терпеливо выслушивала, но ни в коей мере не могла оценить их достоинства. Доктор Олливент водил свою подопечную в картинные галереи, пытаясь развить в ней старую любовь к живописи. Ее интерес к этому виду искусства, долгое время находившийся в тисках печали, постепенно пробуждался, но при этом она чувствовала жалящее чувство досады. Ей было трудно видеть успех молодых художников, вспоминая того, чьи надежды разбила смерть.

Что бы ни делал доктор, благополучие Флоры стояло у него на первом месте. Он приводил в свой дом много разных людей, в основном мужчин, добившихся успеха в жизни, и их жен. Доктор искал для нее новых друзей, а очарование ее манер не могло оставить равнодушным никого.

В узком кругу друзей доктор Олливент считался опекуном Флоры. Ни единого намека он не услышал от своих ближайших друзей, а их у него было не много, по поводу своих надежд или предсмертной воли Марка Чемни. Они, правда, отмечали, что он был слишком молод для того, чтобы иметь без дальнейших последствий для себя такую прелестную подопечную и потому очевидно, что все должно было завершиться свадьбой.

Доктор был очень осторожен и хорошо контролировал себя в обществе, но любовь, которая стала смыслом его жизни, было нелегко спрятать. Мужчины, конечно, обманывались по поводу его спокойствия и благоразумия, но женщины о многом догадывались.

«Мой дорогой, я говорю вам, что он любит ее до безумия», — сказала миссис Бэйн доктору Бэйну, и поскольку брак этой леди был заключен по любви и даже не без некоторого налета романтичности, то она вполне могла быть отличным судьей в такого рода вопросах.

Ради Флоры доктор Олливент устраивал приемы гораздо чаще, чем делал это обычно, жертвуя часы своих занятий вечеринкам, большей частью довольно пустым, давал частые обеды, что весьма значительно сказывалось на его финансовом положении, поскольку его друзья принадлежали к тому классу людей, которых, если уж угощали, то должны были угощать со всей роскошью. Бедная миссис Олливент постоянно вздыхала, глядя на конторские счета и вспоминала при этом пасторальные чаепития и ужины в Лонг-Саттоне, где зажаренная индейка, языки, пирог, салат из раков, сливки и сладкий творог могли составить отличный ужин для самого заядлого эпикурейца.

Гуттберт Олливент хотел, чтобы девушка увидела общество, познакомилась с ним поближе. С удивительным самоотречением он, который был так ревнив к Уолтеру Лейбэну, оставлял ее среди приятных и более молодых людей, чем он сам и позволял ей видеть контраст между студентом и рабом науки, между ним и этими праздными мужчинами, которые, казалось, не делают ничего, кроме того, что много танцуют и носят яркие цветы в петлицах.

Флора танцевала с этими щеголями, но не находила среди них ни одного, кто бы напомнил ей Уолтера Лейбэна, страдала от их наигранного обаяния и все больше думала о пропасти, лежащей между доктором Олливентом и этими бабочками. Сейчас она сравнивала его только с Уолтером, она сравнивала его с другими людьми, и ее мнение о нем незаметно вырастало все больше и больше. Поэтому, как ни странно, политика доктора, которая сначала могла показаться самоубийственной, оказалась более чем удачливой.

Таким образом, вторая зима после смерти Марка Чемни прошла в различного рода удовольствиях. Легкомысленная школьница превратилась в задумчивую женщину, сдержанную и осторожную. Образование Флоры заметно улучшилось за этот год уединения. Было, правда, несколько предметов, о которых она не могла говорить свободно, но были и те, в которых она чувствовала себя довольно спокойно. Ее наивная девичья простота в то же время делала девушку очень милой.

Вновь настала весна и пробуждающаяся от сна природа нашла отклик в душе Флоры. Прошедший год был очень трудным и болезненным для нее, запах цветов обострил ее печаль по прошлому, вызывая в голове разные ассоциации. Все, что было живым и свежим, настойчиво напоминало ей о мертвом. В течение этого года она могла думать о прошлом только с мягкой, тихой печалью, боль воспоминаний была все еще остра, но уже гораздо меньше, чем раньше.

Весна на Вимпоул-стрит, где первоцветы росли лишь в ящиках на балконах, была не очень привлекательна, поэтому миссис Олливент и Флора отправились на пару недель в Беркшир, чтобы увидеть апрельские цветы во всей их красе, а также зелень начинающих расцветать конских каштанов. Они прибыли в маленькую тихую деревушку с названием Фарли-Роял; это был весьма уединенный уголок между Винсдором и Бикенсфилдом, где их довольно часто обещал навещать доктор.

Здесь они жили простой и тихой жизнью. Миссис Олливент целиком посвятила себя вышиванию салфетки для стола. Флора носила серое льняное платье и соломенную шляпку и отдыхала от всех удовольствий общества. Она читала своей приемной маме и довольно много рисовала, поскольку до этого целуй зиму брала уроки у одного старого француза, что значительно улучшило ее технику. Часто девушка выходила на прогулки по лесу. Были дни, когда миссис Олливент чувствовала себя недостаточно хорошо для того, чтобы сопровождать Флору и поэтому предпочитала оставаться одна в гостиной, уставленной старой мебелью, занимаясь написанием длинных писем сыну или тщательно вышивая салфетки. Девушка могла остаться дома, чтобы составить ей компанию, но старая леди возражала: «Вы ведь так любите рисовать на природе, моя любовь, почему вы должны лишать себя этого удовольствия? Вы не должны оставаться здесь из-за меня, вы должны заботиться о своих силах и здоровье».

Таким образом, после подобного рода разговоров было решено, что Флора может гулять и одна яркими солнечными весенними утрами. А в полдень она возила миссис Олливент по удивительно красивым окрестностям в маленькой коляске, запряженной задумчивыми и спокойными пони.

Было первое мая, суббота, за окнами стояло прекрасное солнечное утро, вполне типичное для первого майского дня. Именно в такой день легко было представить себе шотландских девушек, спешащих в церковь Святого Антония, чтобы оросить свое лицо святой водой. Флора отправилась в свой любимый уголок леса сразу же после завтрака. Она хотела зарисовать небольшой участок зеленого массива, старинный грубый мостик через ручей, разлившийся здесь небольшим озерцом после недавнего сильного дождя. Все краски природы казались сейчас необычайно яркими, и было трудно представить, что их свежесть и чистота может быть нарушена наступающим жарким летом, до того красивыми были голубые гиацинты, пурпурные фиалки, желтые первоцветы, серебристые анемоны — природа оказалась одетой в разноцветное одеяние.