Жюльетта Бенцони - Сын Авроры

Измотанная бесконечными переездами, Аврора решила ненадолго задержаться в Потсдаме, побыть вместе с родными, не ввязываясь до поры до времени в политические игры. У Клауса в Берлине были родственники, так что девушка оказалась в курсе всего, что происходило на восточной границе. А новости были пугающими: Фридрих Август действительно вступил в Польшу, но не в окружении придворных и милых дам, а во главе войска. Сейчас его армия была в Кракове — старинном городе, где в церкви Святого Иоанна обычно проходила церемония коронации. Если князь предполагал, что его встретят с цветами, то, вероятно, он был крайне разочарован. Польский Сейм свято придерживался традиций, а потому процесс выбора будущего короля еще не закончился. Казалось бы, все говорило о том, что победителем станет принц де Конти, но на поверку дело обстояло несколько иначе. Мнения Сейма разделились, и члены Совета, заседавшие в Желязовой-Воле под Варшавой, были готовы буквально вцепиться друг другу в глотки.

По сообщению местного хроникера, «силы обоих лагерей были равны, а потому им не оставалось ничего другого, как смотреть друг на друга в бессильной злобе. Они ругались, угрожали и потрясали оружием с уверениями развязать братоубийственную войну, так что высший законодательный институт превратился бы в настоящую бойню, если бы наиболее влиятельные персоны обеих сторон, напуганные столь ужасными масштабами прений, не воззвали к рассудку членов Сейма и не попросили их сохранять спокойствие в столь смутный час, что послало им Провидение. «Контисты» решительно потребовали у польского Примаса [25] Примас (лат. primas — первенствующий) — так в римско-католической церкви назывался почетный титул церковного иерарха, обладающего высшей юрисдикцией над прочими епископами страны. Радзиевского поставить точку в затяжных спорах. Тот, заручившись поддержкой ближайших соратников, рискнул и назначил день коронации. 27 августа, в шесть часов вечера, он провозгласил принца Франсуа-Луи де Бурбон-Конти королем Польши, после чего, под покровом ночи, проследовал в собор Святого Иоанна и втайне исполнил там «Te Deum» [26] «Te Deum laundanus» (лат.) («Тебя, Бога, хвалим») — христианский гимн. (Прим. ред.) . Разумеется, ни о какой торжественной церемонии не было и речи. Несколько часов спустя сторонники князя Саксонского, во главе с епископом Куявским, тоже явились в церковь и провозгласили королем уже Августа II. В свете факелов они исполнили хвалебный гимн, а снаружи им вторили крики толпы и семьдесят пушечных залпов. Так у Польши появилось два короля...»

Правда, разница заключалась в том, что де Конти в тот момент еще был на корабле, чьи трюмы были доверху нагружены сокровищами, в то время как Фридрих Август и его обозы с золотом без труда въехали в ворота Желязовой-Воли. Таким образом, саксонец опередил француза. А закончилось все вот чем: к вящему неудовольствию французского посла Мельхиора де Полиньяка, Флеминг побеседовал с парой человек, уладил кое-какие проблемы, и вскоре после этого кортеж с епископом Куявским и князем Любомирским отправился в сторону Тарновеца, где их уже ждал Фридрих Август. Оттуда они поехали в Краков, и там, 15 сентября, князь Саксонский был коронован новым Примасом, которого сам же и назначил ранее в Варшаве. С тех пор новоиспеченного короля называли не иначе, как Август II...

Эта новость стала для Авроры и ее соратников сигналом к отправлению. Новому королю предстояло провести несколько дней в Кракове, так что у молодой женщины было в запасе достаточно времени, чтобы добраться до Варшавы. Они прибыли в польскую столицу в самом начале октября, и Клаус, представившийся окружающим фуражиром госпожи и юного господина фон Кенигсмарков, разместил их в маленьком, но довольно уютном доме, представлявшим собой одну из пристроек дворца Красинских, расположенного на главной улице города, именуемой Краковским предместьем. Сам он, вместе со своим слугой Жозефом, устроился в лучшей гостинице Варшавы.

Ждать им пришлось довольно долго: Фридриха Августа задержали обстоятельства. Наконец, уже под Рождество, когда трубы издалека возвестили о его прибытии, они поспешили на Рыночную площадь — главную площадь Варшавы, в самый центр города. Изумительный образчик городского пейзажа полностью соответствовал своему названию: повсюду гнездились разномастные торговые лотки и палатки. Их окружали разноцветные здания, выстроенные в стиле эпохи Возрождения. Стены этих строений изобиловали всевозможными фресками, что делало площадь похожей на причудливую книжку с картинками. Аврора отметила про себя, что на площади яблоку негде упасть. Толпа волновалась и перешептывалась; пытаться как-то вклиниться в столь бурное скопление народа было бы явным безрассудством.

Поразмыслив, Клаус Асфельд привел Аврору в гостиницу, окна которой как раз выходили на площадь (впрочем, они были не первые, кому в голову пришла подобная идея: чтобы посмотреть на нового короля, люди свешивались с балконов и даже забирались на крыши). Перед молодыми людьми простиралась узкая улица, по обеим сторонам которой располагались две башенки. Проход между ними обычно был закрыт, но не в этот праздничный день. Между башенками собралась целая процессия варшавских евреев. Они принесли с собой Тору в золотом переплете. Разнообразные национальные костюмы превратили площадь в своеобразный цветник. Большая часть народа столпилась возле подмостков, устланных ковровой дорожкой. Там, на возвышении, под пурпурным навесом с золотой бахромой, стоял позолоченный трон.

Вдруг толпа зашевелилась, словно по поверхности воды пробежала легкая рябь. Заиграли фанфары, в унисон им вторили барабаны: прибыл король! Как только Аврора увидела его верхом на роскошном белоснежном жеребце, у нее перехватило дыхание. Август II был облачен в богатый церемониальный наряд — алую мантию с золотой оторочкой, — а на голове его, в бледных лучах зимнего солнца, сверкала корона. Бесспорно, он был очень красивым королем. Толпа кричала и аплодировала, когда он, спешившись, гордой походкой направился к подмосткам, чтобы занять свое законное место на троне. Спустя некоторое время, как того требовал местный обычай, Август II поднялся, чтобы поприветствовать бургомистра и его советников. Они преклонили перед королем колени и торжественно протянули ему красную подушечку, на которой лежали ключи от города. Август II не только взял ключи, вежливо поблагодарив своих новых подданных, но даже обратился к толпе с небольшой речью на польском языке. Разумеется, он не знал ни единого слова по-польски, но несколько часов упорной зубрежки принесли свои плоды: народ был в восторге. Затем, вернувшись на свой трон, король взял свиток пергамента, перехваченный лентой с красной сургучной печатью, развернул его и зачитал имена тех, кто должен был составить его Золотую милицию. Все, кого он называл, по очереди поднимались на подмостки, кланялись королю, а тот, в свою очередь, устраивал им нечто вроде посвящения в рыцари. По окончании церемонии Август сел на коня и направился в собор Святого Иоанна, где его принял Примас, помолился вместе с ним и благословил на царство (за две недели до прибытия в Краков князь Саксонский принял католицизм), после чего оба посетили Королевский замок, где был устроен торжественный ужин. Новому королю предстояло провести в Замке некоторое время, пока его люди обустраивали Вилянувский дворец, из которого вдова покойного Яна Собеского, урожденная Мария Казимира де Лагранж д'Аркьен, вывезла наиболее ценные вещи, а потом и сама сбежала в Гданьск. Там она дожидалась приезда принца де Конти, в надежде, что тот восстановит ее при дворе в качестве вдовствующей королевы. Впрочем, для этого у нее не было ни малейших оснований. Вдова, конечно, имела троих сыновей, однако двое младших были еще совсем маленькими, а старший — Якуб Людовик, — мягко говоря, не пользовался авторитетом у Сейма [27] Многие вообще недолюбливали Марию Казимиру и считали ее интриганкой. Поначалу она хотела примкнуть к сторонникам князя Саксонского, однако ее попытки не увенчались успехом, и она была вынуждена бежать во Францию. Там ее довольно неохотно принял Людовик XIV, разместив в замке Блуа, что на Луаре, где она и скончалась в 1716 г. (Прим. автора.) .