Тадеуш Доленга-Мостович - Счастье Анны

— Нашла здесь должность, — грустно улыбнулась Анна.

— Ты совершенно права, брось его. Как раз вчера мы говорили о вас с мамой. Это же прямо скандал, что Кароль ничего не зарабатывает. Мама придерживается такого же мнения.

— Тетя не любит Кароля и не всегда бывает справедлива по отношению к нему.

— Недотепа, да и только.

В сущности, Анна и сама так думала, однако считала необходимым стать на защиту мужа, особенно перед Жерменой. Собственно, это ведь не его вина в том, что разваливаются крупные предприятия. Он был юрисконсультом такого большого банка, как Национальный банк, и вел дела нескольких доминионов. И то, что банк ликвидирован, а хозяева зачастую не имеют денег для выплаты работникам, виноват кризис. Кароль ищет новую клиентуру, делает, что только возможно.

— Нет-нет, моя дорогая, — возмутилась Жермена, — он принадлежит к числу растяп. Я хорошо знаю этот тип мужчин. Примеры не требуется далеко искать. Твой очаровательный брат еще хуже. Просто не понимаю, как я могла выйти замуж за такого размазню! Боже! Уже четверть третьего! Вероятно, поеду растрепанная! Курбель, наверное, чертыхается внизу!.. Извини меня, пожалуйста, очень тебя прошу…

С молниеносной скоростью Жермена закончила одеваться, натягивая сначала чулки, потом берет, платье и перчатки. Последовательность этих действий и манера одеваться производили на Анну неприятное и оскорбительное впечатление. Хотя она не страдала притворной стыдливостью, в одевании Жермены ее всегда поражало что-то вызывающее. Даже полностью одетая, Жермена казалась ей нагой или полуодетой. Анна не упрекала ее за это. Впрочем, она знала много женщин, а особенно молодых девушек, производящих такое впечатление. Вероятно, ее собственная стыдливость была неестественной и нездоровой.

Жермена еще из передней крикнула «до свидания» и захлопнула за собой дверь. Если бы Анна не знала так хорошо обычаи этого дома, она почувствовала бы себя неловко оттого, что ее забыли даже пригласить раздеться.

Прежде всего следовало поговорить по телефону с Каролем: она взяла с собой только маленький саквояж. Для сообщения мужу о полученной должности достаточно было бы письма, но она не могла обойтись без белья и нескольких платьев. К сожалению, телефон в квартире не работал уже два дня. Как объяснил слуга, старшая пани сейчас заседает в сенате и сказала, чтобы этим занялся пан Якуб, а он все время забывает.

Ничего иного не оставалось, кроме как пойти на почту. К счастью, Познань дали быстро, и она застала Кароля дома. Сообщение его очень удивило. Он, конечно, не преминул усомниться в том, оставят ли ее в «Мундусе» по истечении месяца. Вещи он пообещал выслать еще сегодня, принял поцелуи для себя и Литуни и положил трубку. Только в тот момент, когда она выходила из здания почты, она вдруг поняла, что муж вовсе не расстроился оттого, что они не будут вместе. Однако быстро оправдала его. Что же он или они оба могут поделать? Наверное, Кароль так же тяжело, как и она, воспримет расставание, только с ним останется Литуня.

Сердце Анны сжалось при воспоминании этого светлого личика и крохотных ручонок, которые она любила больше всего на свете. Но расставание с Литуней было необходимостью, необходимостью во благо этого самого дорогого существа. За деньги, которые мамуся заработает здесь, Литуня сможет посещать специализированный детский сад, пить хорошее молоко и какао, есть фрукты. Сейчас сильнее, чем когда-либо, Анна почувствовала, что она приближается к идеалу такой женщины, которая не только представляет домашнюю тягловую силу, но и наравне с мужчиной несет тяжесть ответственности за быт семьи, за подготовку обществу нового поколения.

Как замечательно, как мудро, как вдохновенно говорила об этом тетушка Гражина! Она выглядела тогда действительно как статуя Свободы! Анна знала, что никогда не забудет той минуты: большой зал, наполненный до отказа женщинами, и величественная фигура седой спокойной дамы, выступающей с эстрады. У нее была совершенная дикция. В голосе ее слышались металлические нотки. Она говорила на чистом польском языке, и столь гладко, как мог говорить разве только Цицерон. Это была уже не тетушка Гражина. а трибун, вождь, Прометей, который Анне и тысячам таких, как Анна, женщин открывал доступ к настоящей мудрости, выпрямлял дороги и указывал цели.

— Самое большое благо для женщины — семья. До сих пор женщина была пассивным ее орудием. Настало время, чтобы она осознанно взяла на себя ответственность за моральное и материальное состояние семьи, чтобы плечом к плечу с мужчиной она включилась в общественно полезный труд, провозглашая непоколебимую правду построения общества на здоровом фундаменте семьи. Как пламя жаждет кислорода, так наш домашний очаг жаждет твоей души, женщина. Ты счастливее своих бабок и прабабок, потому что можешь появиться у этого очага не как служанка или домашний зверь, который только отогревается возле него и тунеядствует, а как свободная, сознательная жрица, которая наравне с мужчиной имеет свой характер, интеллигентность, знания и чувство значимости своей роли, своей миссии!

Анна скрупулезно собирала все выступления тетушки Гражины, опубликованные в разных газетах, и знала их почти наизусть. Многие из ее приятельниц поступали так же, но Анна была счастливее их, потому что при необходимости всегда могла воспользоваться личными советами и указаниями этой женщины незаурядного ума. И сейчас именно ее нужно было благодарить за свою должность, так как благодаря тетушке, обладая высокой квалификацией и глубокими знаниями, она свободно могла соперничать со многими мужчинами, а главное, умела защитить быт своей семьи и взять на свои плечи тяжесть ее спасения собственной работой. Анна заранее радовалась, предвидя похвалу тетушки, и заранее знала, какую доставить ей радость, когда предстанет перед ней как живой пример плодотворности тех лозунгов, которые возродят человечество.

И она не ошиблась. Вернувшись на Польную, Анна застала пани Гражину уже дома. Как раз подавали обед. Пани Гражина просматривала в салоне толстые журналы. Она встретила Анну с чарующей сердечностью, которая, правда, смущала, но в то же время вселяла уверенность, что состоится доброжелательная и приятная беседа.

— Мне приятно тебя видеть, девочка моя, — она поцеловала Анну в лоб. — Как там идут дела в познанском Объединении женщин?

— Как раз завтра должны проводиться выборы и голосование по резолюции.

— Это нужно провести, — решительно начала пани Гражина. — Я не сомневаюсь, что ты справишься с этим. Ты во сколько возвращаешься?

— Я не возвращаюсь, тетя. Резолюция, вероятно, пройдет. Пани Хепферова проследит. Что же касается меня… Я остаюсь в Варшаве.