Мари Кордоньер - Роковые мечты

— Послушай, Валерия, — услышала я его страстный шепот, — если ты сейчас же не уйдешь, я не ручаюсь за себя.

— Ни за что! — так же страстно прошептала я. — Я хочу быть все время с тобой!

— Я схожу от тебя с ума, Валерия! — шептал он. — Ты покорила меня сразу, как я тебя увидел. Никогда еще я так не желал ни одной женщины!

Он взял меня на руки и отнес на кровать. Развязав шнурки на запястьях рубашки, он снял ее с меня. Я отвернулась и закрылась руками, но он повернул меня к себе и отнял мои руки.

— Я хочу тебя видеть, — сказал он, — ты так прекрасна…

Он быстро разделся. Я с восхищением смотрела на его нагое тело, и страстное желание обнять его и прижаться к нему было сильнее моего разума.

Он лег со мной рядом, и его горячие руки коснулись моих грудей, потом бедер… Мне было стыдно и хорошо. Все мое тело дрожало от желания, и я чувствовала, как эта дрожь передалась и ему.

Александр лег на меня и поцеловал. На этот раз его поцелуй был совсем особенный: я чувствовала, как его язык вторгся в мой рот. В тот же миг я почувствовала, как что-то твердое и горячее пытается вторгнуться между моими бедрами. Не знаю почему, я вдруг всхлипнула, и слезы потекли у меня по щекам.

Александр вдруг словно окаменел, а я в каком-то страстном порыве обвила его своими ногами, и вдруг острая, жгучая боль пронзила меня. Я закричала от этой сжигающей все мое тело боли. Затем мягкая, точно бархат, тьма окутала мое сознание, и я с наслаждением погрузилась в нее.

— Послушай, Валерия! Тебе пора уходить!

Эти слова разбудили меня. Я открыла глаза и вдруг поняла, что я лежу не в своей постели, что это не моя комната.

— Да проснись же наконец! — говорил Александр О'Коннелл, тряся меня за голое плечо.

Он сидел на краю кровати уже в рубашке и брюках. Его каштановые, темно-золотые волосы были в беспорядке, темно-голубые, как небо в грозу, глаза смотрели озабоченно.

В одно мгновение я вспомнила все, что было этой ночью, и рассмеялась от счастья.

— Я люблю тебя, Александр! — сказала я.

— Поскорее одевайся и иди к себе. Тебе нельзя здесь долго оставаться, — сказал он.

Я села и, протянув руку, нежно погладила его по лицу. «Как чудесно, — думала я, — что у меня есть человек, которого я люблю».

— Послушай, Александр, когда мы с тобой поженимся? — весело спросила я.

— Поженимся?!

Я почувствовала, что ему с трудом удалось произнести это слово.

— Конечно, — сказала я. — Каждый джентльмен обязан жениться на женщине, если он провел с ней ночь, как ты со мной.

Лицо Александра вдруг исказила гримаса, и он грубо расхохотался.

— Какие глупые идеи посещают иногда головы прекрасных женщин, — сказал он, кончив смеяться. — Спустись на землю, красавица. Ты искала приключений и получила удовольствие. Ни о каком браке не может быть и речи.

— Приключений? — повторила я, совершенно ошеломленная тем, что он этим словом называет проведенную со мною ночь. — Как ты можешь так говорить, Александр! Ведь я пришла к тебе потому, что люблю тебя. Ты показался мне таким гордым и недоступным, что я решила сама прийти к тебе. Если ты меня не любишь, то как же ты мог… — Тут мой взгляд упал на смятые простыни, краска стыда залила мое лицо, и я натянула на себя одеяло, пытаясь прикрыть свое нагое тело.

— Как плохо ты знаешь мужчин, дорогая! — сказал он так сухо и холодно, что у меня сжалось сердце. — Ведь я уже говорил тебе, что я не деревянный паяц. Ты прекрасна, твое тело, как античная статуя, и я был бы круглым дураком, если бы не взял то, что ты мне отдала сама. А теперь поскорее одевайся и иди к себе, пока слуги не спустились вниз.

Плохо сознавая, что делаю, я надела рубашку, встала с постели и, подняв с пола свой халат, стала надевать его. Мой взгляд упал на письмо, по-прежнему лежавшее на столе, и я пробежала глазами несколько строк:

«…обо мне, пожалуйста, не беспокойся. О моем расследовании пока никто не догадывается. Я подружился с местным священником и благодаря ему пришел к выводу, что справедливость скоро восторжествует: маркизу Кардуфф недолго осталось наслаждаться своим богатством. Можешь быть уверена, моя милая, что я ув…»

Итак, это письмо было адресовано женщине. Отчаяние охватило меня, потому что только теперь я поняла, что наделала.

— Ты прогоняешь меня? — Я понимала, что унизительно задавать этот вопрос, но не могла иначе.

— Конечно, — сказал он, избегая смотреть мне в глаза. — Я не вижу никакой своей вины в том, что случилось. Вам не так уж мало лет, мисс Валерия, чтобы вы не знали, чем все это могло кончиться. Кто знает, быть может, впоследствии вы будете мне даже благодарны. По крайней мере, вам удалось познать, что такое страсть.

«Он стремится поскорее выпроводить меня, потому что не хочет, чтобы меня нашли у него. Ведь он, оказывается, шпионит за дедом и наверняка собирается шантажировать его. Именно так надо понимать фразу о богатстве из его письма».

Не знаю, где я нашла силы, чтобы дойти до двери. Все мои розовые мечты были жестоко растоптаны, и при этом оказывалось, что во всем виновата я сама, потому что нет ничего более безумного, чем броситься мужчине на шею.

— Мне так тяжело, Валерия, — сказал он, когда провожал меня до порога комнаты. — Мне так хотелось бы, чтобы ничего этого не было.

«Жалкие слова, их даже нельзя считать извинением», — думала я, идя по темному коридору второго этажа, где были комнаты слуг. Я повернула направо и стала спускаться по покрытой ковром деревянной лестнице. Мне оставалось пройти только несколько ступеней, как у меня подвернулась нога, и я загремела вниз.

Из комнаты, находившейся в нескольких шагах от лестницы, выскочил сэр Генри и, увидев меня, замер, точно перед ним было привидение.

— Валерия! — воскликнул он.

Я бы, наверное, рассмеялась, видя это удивленное лицо, эту ермолку с кисточкой на голове, этот шелковый зеленый халат, если бы не боль в лодыжке и не ужас, который охватил меня.

— Валерия! — повторил он уже совсем тихо, и я поняла, что он заметил мои опухшие от поцелуев губы.

Дальше я помню, как он, схватив меня за руку, потащил за собой. Открыв дверь какой-то комнаты, он рывком толкнул меня вперед, и я упала посреди комнаты на колени.

— Полюбуйтесь, лорд Уильям, на эту юную потаскушку, — сказал он, и я увидела перед собой деда в халате и ночных туфлях.

Дед сделал несколько шагов и, схватив меня за волосы, посмотрел мне в лицо.

— Отвечай, сучка, где ты шлялась! — прошипел он.

Я смотрела снизу вверх на искаженное злобой лицо деда, ставшее из пергаментного малиновым, и меня вдруг охватил такой страх, что я почти забыла про боль.

— Отвечай, где ты была! — закричал он. — Где и с кем ты была? Будешь мне отвечать или нет?