Кэтрин Куксон - Девушка с приданым

«Теперь у нее нет власти надо мной… ни толики власти. Я всю жизнь вел себя, как полный дурак, заботился, любил ее, но теперь я свободен от своей одержимости. Кто мне помог освободиться? Кейт? Нет. Я избавился от иллюзий задолго до того, как Кейт заполонила мой разум.

Я увидел никчемность и жестокость жены за ее внешним блеском. Она – само воплощение дьявола! Боже правый! Какое блаженство избавиться от всякого желания ее тела!»

С минуту он болтал ногами, перемешивая воду в ванной. Затем притих, задумавшись о Кейт. А так ли уж он свободен? Не связан ли он с Кейт еще более тесными узами, чем когда-либо был связан со Стеллой? Да. Связан… скован… спаян… Но здесь все по-другому.

Его мысли вернулись к прошлому Рождеству, когда, перестав бороться с самим собой, он заключил Кейт в свои объятия. Тогда Родни прекрасно осознавал, что не будь ее матери в той же комнате и имей они время переговорить друг с другом, Кейт стала бы его… Да она и так его. В этом Родни Принс не сомневался, словно их союз освятил тот наводящий на всех страх священник. Родни хотел ее больше, чем когда-либо хотел Стеллу. Страстное желание обладать Кейт сладко терзало его тело с той памятной ночи два года назад, когда он вез ее в своем автомобиле. А еще в его чувствах к Кейт присутствовали и желание защитить ее, и восхищение той борьбой, которую она выдержала ради того, чтобы вырваться из квартала Пятнадцати улиц. От Стеллы же он хотел лишь тела, а ее характер Родни раздражал.

Когда он оставил Кейт при звуке шагов Тима Ханнигена на заднем дворике, то уже решил, что будет делать. Надо снять для Кейт и Энни небольшой домик, возможно, дачу, где-нибудь за Ньюкаслом. Никто не узнает, а если и узнают, то кому какое дело? Он смеется над всеми этими социальными условностями: они служат лишь завесой, за которой процветает безнравственность. Он никого не собирается обижать. Гордость Стеллы пострадает, и не более… Все праздники Родни чувствовал приятное возбуждение, а потом отправился к Ханнигенам и узнал, что, не оставшись на рождественский отпуск дома, Кейт раньше, чем следовало, вернулась к Толмаше. Тогда Родни Принс поехал прямиком туда, чувствуя, что просто обязан заключить любимую в свои объятия. При первом взгляде на Кейт его сердце учащенно забилось в груди. Любимая выглядела уставшей и бледной. В глазах – вселенская грусть. Он старался встретиться с ней взглядом. Родни казалось, что одного-единственного ее взгляда хватит, чтобы соединить их вновь, но через несколько минут после прихода гостя Кейт покинула комнату, так ни разу на него и не посмотрев. Братья и сестра обсуждали последние события, касающиеся Кейт, с таким сочувствием, словно ее горе было их собственным. Совесть немилосердно мучила его, когда, ища предлог остаться один на один с Кейт, Родни сказал, что здоровье Сары вызывает у него серьезную тревогу. Возможно, ее следует положить на лечение в больницу. Но прежде он хотел бы посоветоваться с ее дочерью. Конечно, это было правдой, но Родни Принсу претила мысль, что он злоупотребляет доверием этих простодушных, добрых людей. К тому же Родни не сомневался, что, узнай Бернард Толмаше истинные намерения гостя, то, несмотря на свою старческую слабость, он тотчас же выставит его вон из дома.

Когда Родни приоткрыл дверь кухни, то увидел Кейт сидящей за столом. Голова была опущена на сложенные перед собой руки. Родни почувствовал глубокую нежность и желание защитить ее от невзгод. Взяв Кейт за руки, он помог ей подняться на ноги. Но потом, когда попытался обнять ее за талию, Кейт остановила его.

– Нет… нет… – испуганно прошептала она.

– Кейт! Дорогая! – взмолился Родниа, крепко прижимая ее руки к своей груди. – Ты и сама понимаешь, что это бесполезно. Мы уже и так слишком долго боремся с нашими чувствами. Это бесполезно. Кейт! Родная!

– Пожалуйста! Не надо!

Но Родни настаивал низким полушепотом:

– Мне жаль, что так получилось с Патриком. Я искренне желал, чтобы вы сочетались законным браком, так как я боялся того, что может произойти. Я люблю тебя, дорогая! Я боготворю тебя. Разве ты этого не видишь? Нет, ты видишь. Кейт! Ты мне нужна. Не бойся меня.

Кейт отстранилась от него и повернула голову набок.

– Миссис Принс… – сорвалось с ее губ.

– Кейт! Я могу все объяснить. Посмотри на меня! Я должен был объясниться с тобой еще раньше. Когда мы сможем встретиться? Не волнуйся насчет миссис Принс… Она… Мы… Я сейчас не могу объяснить все. Слишком долго. Когда мы сможем встретиться, Кейт?

– Доктор! Я не могу… Я не должна! Не просите меня.

– Не говори «доктор», Кейт. Мое имя – Родни.

Кейт в отчаянии отрицательно закачала головой:

– Я не могу.

– Ты же меня любишь, Кейт. Посмотри мне в глаза…

Но она молчала. Родни заставил ее взглянуть ему в глаза.

– Ты не сознаёшься в этом, но я все равно знаю, что ты меня любишь. Ничто этого не сможет изменить.

Они застыли, неподвижные и напряженные, глядя друг другу прямо в глаза. Ее взгляд ничего не выражал.

Услышав, как открывается дверь в гостиную, Родни Принс отпустил ее руки и взволнованно зашептал:

– Я тебе напишу.

Затем, по возможности сохраняя видимость спокойствия, завел речь о здоровье ее матери, а Кейт стояла, потупив глаза, словно очень заинтересовалась чем-то на столешнице.

…Родни Принс написал ей письмо, назначив время и место встречи, но Кейт на него не ответила и в назначенный час не пришла. Он снова ей написал – и снова безрезультатно. Только когда здоровье Сары ухудшилось и доктор Принс вынужден был отправить ее в больницу, ему выпал шанс побыть с Кейт наедине. Сообщив ей об ухудшении состояния здоровья матери, доктор вызвался подвезти мисс Ханниген на своей машине к работному дому. Впрочем, видя, насколько она взволнована, Родни решил не донимать ее сейчас посторонними разговорами. Поздно вечером, подобрав Кейт вместе с Энни в условленном месте возле доков, он отвез их к Толмаше. Кейт не захотела, чтобы Родни заехал за ними прямо домой, в район Пятнадцати улиц. А вот радость Энни по поводу «катания» на автомобиле рядом с любимым доктором до глубины души растрогала его.

В течение последующих недель он довольно часто видел Кейт, но никогда она не оставалась с ним наедине. Всегда рядом присутствовали Энни или Толмаше.

Сару выписали из больницы, и Энни с видимой неохотой переселилась к бабушке. Все вернулось на круги своя, по крайней мере, внешне. У Родни Принса уже кончалось терпение, и он решил во что бы то ни стало объясниться с Кейт, но потом получил письмо. Оно пришло с утренней почтой. Родни распечатал конверт за завтраком. Напротив него за столом сидела Стелла. Письмо начиналось словами «Дорогой доктор!» и заканчивалось подписью «Кейт Ханниген». В письме, в сдержанных выражениях, Кейт советовала Родни больше времени уделять своей карьере и жене, а у нее, как известно, есть мама и Энни, о которых надо заботиться. Ее мама очень больна, и всякие волнения могут навредить ее здоровью. Она не станет рисковать жизнью Сары. В конце Кейт писала, что любит Толмаше и не хочет, чтобы настойчивость доктора в конце концов вынудила ее уйти от них и искать другое место.