Ани Сетон - Очаг и орел

— Звать ее — Винни-пуш-ми [3] Push me — толкни меня (Прим. перев.). или что-то вроде этого. Я зову ее просто Винни. Мы с ней одной веры, — Том ущипнул свою шутницу за щеку и загоготал.

— Но, Том, так не годится! — вскричал Марк. — Мы не можем обижать индейцев, нас здесь слишком мало…

— Э, не беспокойся, — беспечно заявил Том. — Она сейчас живет одна, им до нее дела нету. Я сам с ней уж с год как валандаюсь.

Фиб застонала, и Марк опомнился. Он взял гостью за руку:

— Погляди, что ты можешь сделать.

Женщина поняла его, и Марк подвел ее к кровати жены. Фиб испуганно вскрикнула, увидев бронзовое лицо индианки и почувствовав на себе чужие руки. Но до нее дошел голос Марка:

— Она поможет тебе, родная. Пусть делает, что нужно.

Виннипашимик — так звали индианку на самом деле — оказалась умелой акушеркой, что было не редкостью у индейских вдов. Поглядев на Фиб, она вынула из-за пазухи замшевый мешочек. Оттуда она достала костяной нож и тонкий кожаный ремешок. Принеся горячей воды из кухни, индианка размешала в ней какую-то толченую травку и заставила Фиб выпить это снадобье. Через несколько минут схватки у Фиб стали чаще и сильнее. Виннипашимик с удовлетворением кивнула и стянула с роженицы покрывало и одеяло.

Ребенок родился через полчаса. Индианка умело перерезала пуповину и перевязала пупок кожаным ремешком. Потом она закутала новорожденного в свою меховую накидку и отнесла на кухню.

— Мужчина, — сказала она, подавая сверток молодому отцу. Марк, весь покрывшийся потом, с дрожащими руками, тупо смотрел на нее. Но Том подскочил и развернул накидку.

— Точно! — вскричал он. — Славный мальчишка, беленький и толстенький, как устрица. — Том похлопал Марка по плечу. — Да улыбнись же, дружище!

Марк посмотрел на младенца, на улыбающиеся лица рыбака и индианки, вытер пот со лба рукавом и на цыпочках подошел к Фиб. Ему было страшно. У него в ушах еще стояли вопли жены. Фиб лежала такая неподвижная, что у Марка пересохло во рту и он не мог ничего сказать. Но вот она открыла воспаленные глаза и улыбнулась ему.

— Не волнуйся, Марк, — сонно сказала она. — Все позади. Разве ты не рад такому славному мальчику?

— Но, Фиб, это б-было ужасно. Я думал… думал…

Он неловко взял жену за руку, удивляясь, что она еще может сейчас улыбаться.

— Да, — Фиб сжала руку мужа, чтобы успокоить его. — Было плохо, как я и боялась. Но мы вынесли это — вместе с мальчиком. Мы — сильные!

Марк замер, пораженный торжественной гордостью последних ее слов. Фиб казалась ему витающей где-то в своем мире, далеко от него. Не знал он, что у нее была и другая, скрытая причина для торжества, хотя ее следующие слова могли бы вывести его на догадку.

— Ты не возражаешь, Марк, если мы назовем его Исааком?

— Исааком?.. — Когда Марк задумывался об этом, ему казалось, что сына надо назвать Марком или Джозефом, в честь отца Фиб. Но Исаак? Хотя да, Исаак Алертон. Это было бы комплиментом человеку, поселившему их здесь, и повысило бы интерес Алертона к ним.

— В честь мистера Джонсона, — добавила тихо Фиб. — Пожалуйста, Марк!

В те часы, полные боли и тревоги, она забыла на время обо всем, не вспоминала ни о матери, ни о Боге. Но сейчас она поняла, что это не важно. И когда все было позади, Фиб увидела рядом с собой леди Арбеллу, улыбавшуюся счастливой доброй улыбкой.

Марк не был обрадован, но сейчас не мог ни в чем отказать жене. И потом, если он предупредит, чтобы она молчала, мистер Алертон будет думать, что мальчика назвали в его честь. Марк нежно поцеловал Фиб в губы.

В сентябре 1636 года Фиб, в алом платье с кружевами и свадебной шляпке, быстро шла по Харбор-лейн в бухту Редсон. Ей не меньше, чем маленькому Исааку, не терпелось увидеть празднество. Мальчик пританцовывал от возбуждения, и она крепко держала его за руку, чтобы он не ухитрился запачкать новый костюмчик, который она сшила ему из своего голубого платья. Но если бы не маленький ребенок у нее на руках, она, кажется, сама побежала бы вприпрыжку, как Исаак.

Золотое солнце сияло в лазурном небе, но жары не было. С моря дул легкий ветерок, а перешеек светлым сентябрьским днем выглядел таким близким, что казалось, рукой его можно достать.

— Вон он… вон корабль! — крикнул мальчик, а Фиб улыбнулась и кивнула, спускаясь вниз среди камней в поисках места, удобного для сиденья. Да, это был он, достроенный наконец, большой, красивый корабль на сто двадцать тонн, как хвастался Марк, самый большой в колонии, гордость Марблхеда. Он слегка покачивался на волнах, похожий на черного лебедя, а на корме его красовалась надпись «Желанный». Хорошее название, подумала Фиб, усаживаясь на корме. Ведь целый год весь поселок только о нем и мечтал, а Марк — особенно.

Вот он и сам стоит на юте, облокотившись на перила, и разговаривает с Уайтом и Бенетом, и у каждого в руке кружка. Марк увидел жену и помахал ей:

— Привет, Фиб, я скоро приду. Мальчик знает, что ему делать?

Фиб помахала мужу рукой в ответ и заставила сделать то же сына. Как первый ребенок, рожденный в Марблхеде, Исаак должен был окрестить корабль. И как первый наследник, подумала Фиб с гордостью. Отец его, Марк, вложил всю душу в это предприятие и отдал и деньги и свой труд этому кораблю, работая день за днем вместе с другими мужчинами. Марк мечтал и о доле в прибылях от торговли и говорил, что наконец нашел себе дело по душе — корабел и судовладелец.

За эти шесть лет он очень преуспел в рыбной ловле, у него была своя лодка и место для вяления рыбы в маленькой гавани, но большие планы Исаака Алертона так и не осуществились. Правда, сам Алертон приезжал сюда, но маленький далекий поселок, не отвечающий его амбициям, скоро наскучил ему. А потом его постигло несчастье: дом сгорел, а «Белый Ангел» пропал вместе с грузом. Алертон потерял покой, был все время подавленным, а в 1635 году, передав всю собственность в поселке зятю Моисею Мэврику, он уехал куда-то в колонию Нью-Хэвэн, и в Массачусетсе его больше не видели. Марк сказал тогда: «Скатертью дорога», поняв, что переоценил его, и уже не заинтересованный работать на кого-то еще.

Сколько перемен за недолгое время, думала Фиб. Теперь здесь двенадцать женщин, считая ее, и двадцать восемь мужчин. Она посмотрела на младенца, спящего у нее на коленях, маленького Марка. При его родах помогала Дорка Пич, веселая полная вдовушка из Сога, внезапно вышедшая замуж за тихого рыбака Джона Пича. Роды на этот раз были легкими, совсем не то, что первые. В Марблхеде появилось уже немало хижин и домиков, но, не считая мистера Мэврика, ни у кого не было такого хорошего дома, как у Ханивудов.

«Да, я довольна», — думала Фиб, глядя, как Марк спускается с корабля и направляется к ним. Он выглядел прекрасно, более высокий и сильный, чем другие мужчины. И сколько еще мальчишеского было в нем в его тридцать. Щека его была чем-то измазана, и не все пуговицы на камзоле были застегнуты.