Сьюзан Ховач - Богатые — такие разные. Том 2

— Не слишком ли снобистски ты ко всему относишься, мама? — спросил меня Элан, с любопытством глядя на то, как я украсила свою гостиную, и слушая мои вздохи по поводу обучения Джорджа.

— Да, дорогой, я безнадежный сноб. И думаю, что всегда была такой, но теперь мне не стыдно в этом признаться.

— Это выглядит слишком по-викториански, — заметил Элан. — В наше время никто не украшает комнаты таким образом.

— Да, совершенно по-викториански. Во мне много всего, чего я всегда старалась избежать — за единственным исключением. Я больше не ханжа.

Элан сдержанно улыбнулся, но промолчал. Я была рада тому, что все дети приехали домой на Пасху, потому что это избавляло меня от смутной тревоги. Но, в конце концов, оставались близнецы, а Элану и Тони было пора возвращаться в Винчестер.

Ночью накануне их отъезда я внезапно проснулась. Какой-то момент я оставалась без движения в постели, но потом уселась, выпрямив спину, на кровати. Нигде ничего не было слышно, но я опять почувствовала, что на горизонте нарастает какая-то неопределенная сила. Я рывком поднялась с кровати, набросила халат и поспешила вниз по лестнице. Я подумала, что было бы неплохо пойти на кухню и заварить себе чаю, но, сойдя с лестницы, остановилась в холле. Света я не включала. После смерти Стива меня постоянно мучила бессонница, и я привыкла пользоваться фонариком при ночных передвижениях по дому. При этом экономила керосин, никого не беспокоила и не нарушала правил затемнения.

Внезапно я с очевидностью почувствовала, что была не одна. Мне было ясно, что кто-то стоит в дальнем конце холла, но я не испугалась, а только пришла в возбуждение. Мэллингхэм был частью меня самой, и если в нем были призраки, то я сомневалась, чтобы они могли быть враждебными. Направив луч фонаря через холл, я заметила какое-то движение и шагнула вперед. Какая-то тень шевельнулась снова. Я увидела, как мелькнула белая кожа, сверкнули темные глаза, и фигура легко повернулась в мою сторону.

— Пол? — проговорила я.

Ночной гость был ошеломлен.

Снова нависла тишина. Нас разделяло расстояние футов в двадцать. Больше всего меня нервировало то, что я так хотела вернуть его обратно из небытия.

Я рассмеялась.

— Прости, Элан! — разочарованно подала я голос. — Я тебя напугала?

— Немного. С тобой все в порядке, мама?

— Да, я спустилась приготовить чаю. Выпьешь со мной?

— Хорошо, спасибо. Только пойду выключу радиоприемник, неожиданно согласился он. Для него нужен новый шнур, а старый может перегреться, если долго не выключать. Проснувшись, я подумал было, что не выключил его перед сном, поэтому и спустился с фонариком, который погасил, едва услышал твои шаги. Я подумал, что к нам пробрался вражеский агент. Как хорошо, что это оказался не он, а ты в роли леди Макбет!

Я снова рассмеялась, мы вошли в кухню, и я вскипятила чай.

— Меня что-то неприятно нервирует, — сказала я, усевшись напротив него за стол. Поэтому-то увидев тебя и подумав, — не смейся, пожалуйста, — что это призрак Пола, я почувствовала большое облегчение. У меня возникло такое чувство, как если бы ожидавшееся несчастье оказалось не катастрофическим, а всего лишь волшебным и возбуждающим. Возможно, это смерть Стива так расшатала мои нервы, а может быть, во мне заговорила моя необычная наследственность!

— Дорогая мама, — успокоил меня Элан, — ты самая разумная из всех, кого я знаю. Это мир обезумел, а вовсе не ты. Молока?

— Спасибо.

Мы молча потягивали чай. Внезапно он сказал:

— Каким он был в действительности? Но не говори ради Бога о том, что он был замечательным, мне хочется услышать вовсе не это.

— Пол? — переспросила я. — Пол был романтиком и идеалистом, принесшим в жертву весь свой романтический идеал во имя собственного честолюбия и мести.

— Любопытно, — задумчиво проговорил Элан. — Я рисовал его в своем воображении по-разному, но никогда не представлял себе Фаустом, ты действительно любила его? Теперь можно быть искренней, мама…

— Я любила его так сильно, как могла кого-то любить в то особенное время, но, вероятно, любила бы еще больше, если бы была старше. Все дело было в нашем возрасте, ты знаешь. Он всегда говорил, что мы разминулись с ним во времени.

Мы продолжали чаепитие. Наконец Элан попросил:

— Расскажи мне все — решительно все об этом.

И я рассказывала ему до рассвета. Где-то между нашими многочисленными чашками чая Элан спросил меня:

— Но что вселяет в тебя такую уверенность в том, что злосчастный документ о праве собственности на Мэллингхэм не находится с тех пор у Корнелиуса?

— Просто я не могу поверить в то, — отвечала я, — чтобы Корнелиус, получив этот документ, не пустил его немедленно в ход.

Снова наступило молчание. Наконец Элан осторожно заговорил мягким голосом:

— Мама, ты помнишь того хорошенького котенка. Кэлки, который был у меня, когда я был маленьким? Помнишь, в какого отвратительного кота он превратился, когда вырос? Ему нравилось ловить птиц и долго играть с ними перед тем, как нанести им наконец удар милосердия.

На этот раз молчание было более тяжелым, чем раньше, и я почувствовала, как к моему горлу медленно подступает тошнота. Отодвинув в сторону чашку, я поднялась из-за стола и быстро вышла в помещение для мытья посуды, ожидая, что меня вырвет.

— Мама… мне очень жаль…

— Все в порядке, Элан, — тошнота уже проходила. — Нее в полном порядке. Я рада, что ты напомнил мне о Кэлки. — Я остановилась, ухватившись за край раковины, и повернулась лицом к сыну. — Дорогой, думаю, что теперь нам нужно попытаться ненадолго уснуть до завтрака. У тебя впереди долгое путешествие, и я не хочу, чтобы ты приехал в Винчестер в состоянии полного изнеможения.

Элан ушел к себе. Я вернулась в свою комнату, но так и не уснула. После завтрака я посадила мальчиков на поезд.

— Не забудьте попросить Гримсби заменить шнур на приемнике, — напомнил Элан, целуя меня на станции.

Я обещала захватить исправленный приемник с собой, когда в середине семестра поеду навестить их в Винчестер.

Я поцеловала Тони, пожелала им счастливого пути и отошла от вагона, когда раздался свисток кондуктора.

— Береги себя, мама! — крикнул Элан, когда поезд тронулся.

Я вернулась домой и некоторое время не могла отделаться от мысли о Кэлки, но постепенно немцы вытеснили из моего сознания все опасения, связанные с Корнелиусом. Британские войска терпели поражение во Франции, и подступавшие со всех сторон немцы были готовы сбросить их в море.

Я слушала по радио Черчилля, как и все мы. Его голос был для нас гласом девяти столетий, простиравшихся за нашими спинами в полном испытаний коридоре времени. За прошедшие девять веков на нашу землю не ступала нога завоевателей.