Элизабет Чедвик - Наследница Магдалины

— Нет! — еле слышно простонала Изабель помогавшей ей встать Клер. — Пусть живет. Это не по-катарски убивать человека по какому бы то ни было поводу.

— Я не катар, — с мрачным видом ответил Рауль, решивший не вынимать меча из ножен. — Чтобы до заката солнца ноги твоей в замке не было, — бросил он священнику. — Я вернусь и проверю. Не дай бог я снова увижу твою жирную морду. Клянусь, в подобном случае я сделаю из тебя евнуха, после чего прибью твои яйца к дверям замковой часовни в назидание тебе подобным. Ты меня понял?

Ото, пошатываясь, приподнялся с земли и стал оправлять рясу. Глаза Рауля сверкнули голубым огнем.

— Пошел вон! — крикнул он, лязгнув мечом. Пальцы, вновь вцепившиеся в рукоятку, побелели.

— Папский легат Пьер де Кастельно будет извещен по поводу того, как вы привечаете еретиков, — бросил через плечо поспешивший скрыться в кустах Ото.

— А я с радостью сообщу то, что ему необходимо узнать! — Рауль вынул меч из ножен, но попа уже и след простыл. Клер позволила Изабель опереться на свое плечо. Смуглое лицо девушки побелело, она заметно дрожала, но, если не считать разбитых губ и пары синяков на лице, все было в порядке.

— Что произошло? — спросил Рауль, вкладывая меч обратно в ножны.

В ответ Изабель лишь отвела глаза в сторону. Стуча зубами и всхлипывая, она начала свой рассказ.

— Я пошла послушать проповедь «добрых мужей» и решила вернуться через сад. А он поджидал меня там. Думаю, он давно уже меня выслеживал. — Проглотив застрявший в горле ком, она горестно покачала головой. — Он сказал, что хочет спасти мою Душу от вечного проклятья. И, когда я ответила, что лучше бы он шел своей дорогой, он назвал меня ведьмой и еретичкой. А потом набросился на меня, словно дикий зверь. Если б не вы… — Она закрыла лицо руками.

Клер обняла девушку и стала ее успокаивать.

— Ну ладно, ладно. Больше он тебя никогда не тронет. Пойдем, мы отвезем тебя в замок, а там я дам тебе целебной мази от синяков.

— Садись сзади меня, — предложил Рауль, протягивая руку. Изабель непонимающе уставилась на него. У нее был такой вид, будто бы ее сейчас стошнит.

— Пусть уж лучше садится сзади меня, — быстро вставила Клер, оказавшись куда сообразительней мужа. Идти просветленной с собрания катаров и подвергнуться нападению такой жирной свиньи, как преподобный Ото. Да это было оскорблением Души! Изабель явно не хотелось сейчас снова оказаться в компании мужчины, пусть даже такого прекрасного, как Рауль.

— Да и правда, у твоей лошади куда ровнее шаг, — равнодушно промолвил он. Но по его взгляду Клер поняла, что его мужское самолюбие непоправимо уязвлено.

Рауль не спеша спустился по ступенькам женской половины, пересек трапезную и подошел к низкому столу. Он налил себе полный кубок вина из кувшина и посмотрел на отца. На Беренже все еще была перчатка для соколиной охоты и короткий плащ из аметистовой шерсти.

— С ней все в порядке? — спросил он. — Как только я прискакал в замок, мне сообщили о происшедшем.

Рауль поднес к губам кубок.

— Вся в синяках и глубоко потрясена, а так ничего серьезного. — Он сделал глубокий глоток, словно стараясь смыть неприятный осадок во рту.

— Я слышал о том, что ты сказал отцу Ото.

— И я готов поручиться за каждое свое слово. — На подбородок Рауля легли жесткие складки. — Если я превысил свою власть, то прошу извинить, но ничего более.

Беренже тяжело вздохнул, бросив перчатку и плащ на деревянную скамью.

— Мы прощали Ото слишком много раз. В любом случае я поступил бы точно так же, как ты, сын. Боюсь только, как бы это не совпало с решением чертова папского Совета. Сегодня утром я беседовал с купцом из Марселя.

— Ну и что? — услышав мрачную ноту в обычно веселом тоне отца, Рауль озабоченно посмотрел на него.

— Видишь ли, наш непогрешимый папа направил написанное в жестких тонах послание королю Филиппу Французскому с просьбой поддержать крестовый поход против катаров. Купец переправлялся через Альпы с личным послом папы, которому было поручено доставить письмо королю. Так вот, в послании, в частности, говорится: «Пусть сила и мощь короны и бедствия войны приведут их в чувство». Прежде я игнорировал слухи, но теперь, похоже, все и впрямь чрезвычайно серьезно.

Рауль посмотрел на пенившееся в кубке вино.

— И что, теперь ты станешь преследовать монваланских катаров?

— Ну как я могу это сделать? — ответил Беренже. — Твоя мать оказывает им помощь деньгами, мой главный конюх и служанка Клер исповедуют эту веру, а ты только что вышвырнул из замка нашего единственного католического попа, дабы уберечь от дальнейших домогательств служанку. Рауль с беспокойством обвел взглядом стены замка, в котором вырос. Тот сразу же показался ему маленьким и мрачным. Рауль подошел поближе к камину, чтобы согреться, но сегодня вечером он дымил и не радовал, как обычно. Конечно же, он был обучен воинскому искусству, это было необходимо для отпрыска благородного семейства. Но это являлось лишь частью его образования, разрядкой между занятиями грамотой и счетом, латинским и музыкой. Если не считать сегодняшнего утра, Рауль еще ни разу в жизни не поднимал меча на кого-либо. И ему стало не по себе от недобрых предчувствий. Он отвернулся, но Беренже успел заметить сумрачность на лице сына.

— Быть может, все еще кончится миром, — промолвил он.

— Я не ребенок! — лицо Рауля загорелось огнем.

— Все мы дети, — горько улыбнулся Беренже. — Только делаем вид, что повзрослели.

Сен-Жиль-на-Роне, зима 1208 г.

Январский вечер овевал берега Роны студеными ветрами, и Рауль был рад, что сегодня на нем теплый шерстяной плащ. Зал замка, принадлежащего Марселю де Салье, второму кузену молодого Монвалана, был задымлен и полон гостей. Громкие разговоры прерывал пьяный смех, но Рауль видел страх и напряженность в глазах собравшихся. В нескольких милях отсюда граф Раймон Тулузский и Пьер де Кастельно, папский легат, вели сложные переговоры. Беренже, как советник Раймона, отправился на заседание еще до рассвета. Сейчас за окнами уже царила ночь, но с переговоров еще не поступило никаких известий.

Рауль смерил взглядом жонглера, который пел эту канцону окружавшим его людям. Клер была среди них. На ней было бархатное платье, газовая вуаль и золоченый венок. Тугая коса орехового цвета свисала до бедра. Он представил ее распущенные волосы на пропахшей травами подушке, искристой волной омывающие ее увенчанную розовыми сосками груды. Порой ему казалось, что простыни загорятся от пламени их страсти. Жонглер состроил ей глазки, и она рассмеялась в кулачок, словно маленькая девочка. И у Рауля дух перехватило от любви и вожделения, подогретых ревностью.