Барбара Картленд - Дорога в страну любви

Сейчас маркиз повернулся и медленно пошел вниз по ступенькам.

Забирая со столика перед зеркалом шляпу, он внимательно вгляделся в свое отражение в золоченой раме. Потом медленно, одну за другой, задул все четыре свечи, освещавшие холл.

«Интересно, — задумался он, — поймет ли Летти, что я приходил сюда?»

Во всяком случае, завтра же утром она получит записку от его секретаря с приказом немедленно освободить занимаемое жилище. Тогда уж она наверняка перестанет сомневаться в том, что случилось этой ночью.

Маркиз вышел на улицу и аккуратно запер за собой дверь.

Кучер и ливрейный лакей устроились на козлах как можно удобнее, приготовившись к долгому ожиданию. Поэтому, увидев маркиза, так быстро вернувшегося с поля боя, они едва поверили своим глазам.

Лакей моментально спрыгнул на землю и, как положено, с поклоном открыл дверцу экипажа.

— Отвезите меня домой, — спокойно, без всякого выражения приказал маркиз.

— Разумеется, милорд, — ответствовал кучер.

Дверь кареты закрылась, и лошади тронули с места. В этот самый момент маркиз решил отправиться в свое поместье. У него не было сейчас ни малейшего желания возвращаться в общество, где ему непременно предстояло бы выдерживать несчастные молящие взгляды Дэйзи и яростные, полные гнева, взгляды ее мужа.

Да, с Летти он покончил навсегда и бесповоротно.

Молодого человека неожиданно поманил покой и уют прекрасного деревенского дома, Мелверли-Холла.

Там он сможет ездить верхом по всему имению, твердо зная, что оно принадлежит ему и только ему одному. Никто не отберет у него это неслыханное богатство и покой.

Карета остановилась у дверей дома на Беркли-сквер, и маркиз дал несколько быстрых указаний своему ночному слуге. Затем он поднялся наверх, в спальню, где его ожидал камердинер.

Во время войны маркиз научился спать крепким и глубоким сном каждый раз, когда обстоятельства это позволяли. Однако умел и просыпаться в любой момент, как только этого требовала ситуация. Но тем не менее сейчас камердинер получил приказ разбудить хозяина ровно в семь тридцать. А к девяти было велено подать дорожный фаэтон.

— Я отправляюсь в деревню, Йейтс, — пояснил маркиз. — Вы последуете за мной в возке вместе с необходимыми вещами. Да, и не забудьте сказать повару, что он едет с нами.

— Слушаюсь, милорд, — поклонился камердинер.

Он не высказал ни малейшего недоумения по поводу того, что его сиятельство изволят отбыть столь неожиданным образом. Йейтс уже научился ничему не удивляться: он служил вместе со своим хозяином и в Португалии, и во Франции во время оккупации. Так что он был вполне готов к любому неожиданному маневру и вовсе не собирался суетиться по пустякам.

Утром маркиз, едва покончив с завтраком, послал за своим секретарем. Секретарь прибыл, как всегда, очень быстро и получил распоряжение оповестить Летти Лесс о том, что ей предстоит немедленно освободить дом в Челси.

Мистер Барлоу, служивший секретарем уже не первый год, не позволил себе ни единого замечания по этому поводу. Его гораздо больше озадачило то обстоятельство, что маркиз изволил приказать ему отменить все свои встречи и визиты, намеченные на предстоящую неделю.

— Все, милорд? — сдержанно уточнил секретарь. — Но ведь во вторник вечером предполагается раут специально в честь вашего сиятельства. А в четверг его королевское высочество планирует совместную поездку в Уимблдон.

— Ну так придумайте какую-нибудь отговорку, — небрежно отмахнулся маркиз. — Скажите, что мне предстоит хоронить кого-нибудь из родственников или участвовать в крестинах! Боже мой, я просто должен уехать из Лондона!

Мистер Барлоу тяжело вздохнул. Но вслух он произнес лишь то же самое, что и остальные слуги:

— Слушаюсь, милорд.

И маркиз уехал в фаэтоне, запряженном новой парой лошадей.

Постепенно настроение его начало улучшаться; гнев понемногу улетучивался.

Нельзя сказать, что потеря Дэйзи оказалась смертельным ударом. Больше всего в этой истории раздражало собственное положение: сейчас он выглядел круглым дураком. И тут уж, конечно, постаралась Летти.

Маркиз вспомнил обо всех подарках, которых не жалел для нее, и обо всех расходах и усилиях, предпринятых, чтобы свить уютное гнездышко любви в Челси. Да, ему удалось сделать этот дом действительно достойной оправой для такой драгоценности, как эта маленькая красотка.

Маркиз не мог, разумеется, не думать и о том, что кем бы ни был мужчина, проводивший ночь в спальне Летти, он тоже хорошо и от души посмеялся над одураченным покровителем своей подружки. Совсем не важно, кто это такой. Этот человек нематериален.

Маркиза раздражало то обстоятельство, что, поверив женщине, он был безжалостно и нагло обманут.

Молодой человек вовсе не отличался чрезмерным тщеславием, чтобы всерьез размышлять о своих неоспоримых и неизмеримых достоинствах. Но глупо было бы скрывать от самого себя тот явный факт, что его мужское очарование оказывалось неотразимым в глазах дам, даже самых искушенных в делах любви.

Что касается любой из его содержанок, дело заключалось вовсе не в его щедрости, подарках, нарядах и прочем. Все они влюблялись в него. И поэтому немаловажной составляющей каждого негласного контракта такого свойства становился запрет на какие бы то ни было упреки и уговоры при разрыве. Но в его случае и слезы, и упреки, и уговоры все равно оказывались неизбежными. Всегда возникали сакраментальные вопросы, не имеющие ответа: «Что же я такого сделала? Почему ты меня разлюбил?»

Он-то сам прекрасно понимал, что для него это вовсе не был вопрос любви. И все-таки Летти, даже несмотря на то что она привлекала огромное количество мужчин, в то время как сами эти мужчины ровным счетом ничего не значили для нее, просто обязана была отдать ему свое сердце. Он уже привык к такому повороту событий. И именно поэтому измена этой балерины оказалась мало приятным потрясением для маркиза. Такого с ним еще не случалось ни разу — не только с девушками, подобными Летти, но и со светскими дамами типа Дэйзи.

Лорду Мелверли часто приходилось признаваться самому себе, что в минуты, свободные от занятий любовью, говорить с этими женщинами было совсем не о чем. А сейчас он еще к тому же понимал, что только по вине Дэйзи ее супруг повел себя столь некрасиво. Сам маркиз всегда очень тщательно следил за тем, чтобы не проявлять своих чувств в присутствии посторонних. И тем не менее сплетни распространялись повсюду и всегда, с кем бы он ни встречался. Сохранить сердечную привязанность в тайне ему не удалось еще ни разу.

Но Дэйзи уж слишком открыто проявляла свою радость от того, что ей удалось заполучить такого любовника. Неприкрытая страстность в ее глазах, губах, в каждом движении ее тела делала их обоих легкой и доступной мишенью для сплетен. Очень скоро об их романе заговорил весь лондонский бомонд. Вполне естественно было ожидать, что рано или поздно слухи дойдут и до лорда Брэя.