Сьюзен Джи Хейно - Искушение и соблазн

Линдли решил, что может позволить себе роскошь пару минут полюбоваться ею. Софи лежала перед ним почти обнаженная, ее грудь имела ту безупречную форму, которая невольно наводила на мысль об отливающих перламутром жемчужинах, скрывающихся в таинственной глубине раковин, глаза сияли. Она тоже разглядывала его, и в ее взгляде, скользившем по его груди, плечам и всему, что она могла рассмотреть, читалось явное одобрение. Если ей удастся стащить с него бриджи, то ей, черт возьми, будет на что посмотреть, промелькнуло у него в голове. Его плоть затвердела, как камень, — он был в полной боевой готовности еще в тот миг, как выбрался из проклятого кресла.

Но тут глаза их встретились, и Линдли понял, что она тоже готова. Линдли слегка раздражало, что Софи наотрез отказывалась произносить его имя, но с этим он уж как‑нибудь справится. Он добьется, что она станет называть его по имени. Судя по тому, как она вздрагивала от его прикосновений, как охотно и страстно льнула к нему, вряд ли ему будет стоить большого труда добиться своего. Софи не просто была готова… она безумно хотела его. И ждет этого с радостью и нетерпением, а не с ужасом и трепетом, как положено девственнице.

Губы Софи подрагивали, как будто им не терпелось, чтобы в них впились поцелуем. Она откинула голову назад, и его губы заскользили по ее шее. Нагнув голову, Линдли припал губами к ее груди — судя по всему, Софи нашла это весьма приятным, поэтому он продолжил, стараясь уделить равное внимание обеим прелестным выпуклостям. Руки Линдли блуждали по ее телу, лаская, трогая, изучая ее, и Софи постанывала, извиваясь под ним, словно довольная кошка. Курчавый треугольник светлых волос цвета свежего меда у нее между ногами терся о его тело, невероятно возбуждая Линдли. Он молча скрипнул зубами, сдерживаясь из последних сил. Оставалось надеяться, что ему хватит выдержки, потому что Линдли поклялся сделать все, чтобы Софи надолго запомнила эту ночь.

Она снова потянулась к застежке его бриджей, однако Линдли, вовремя перехватив ее руку, решительно отвел ее в сторону. Он искренне считал, что с этим пока не стоит торопиться. У Линдли давно уже не было женщины — последние месяцы он занимался исключительно тем, что вершил правосудие.

Как бы там ни было, в одном он был уверен — ни с кем и никогда ему не суждено испытать такого наслаждения, как с этой женщиной. Чем бы все это ни кончилось, она будет не единственной, кто навсегда запомнит эту ночь. Линдли уже сейчас мог бы сказать, что когда с восходом солнца они оба будут вынуждены вернуться к действительности, он будет то и дело ловить себя на том, что глупо улыбается про себя.

Нагнувшись, он проложил цепочку поцелуев вдоль ее живота, кончиком языка пощекотал крошечный пупок. Софи вздрогнула и даже, кажется, негромко хихикнула — впрочем, может, ему показалось. Потом он услышал, как ее дыхание пресеклось, когда он потерся носом о курчавые завитки ее волос внизу живота, потрогал кончиком пальца нежные складки под ними. Линдли сдвинулся вниз, чтобы иметь возможность поцеловать ее там, коснуться языком самого чувствительного места.

Легкая дрожь пробежала по ее телу, и Линдли почувствовал, как вся кровь, текущая в его жилах, скопилась в одной точке и достигла температуры кипения. Он до сих пор не мог привыкнуть к тому, как она чутко отзывалась на его прикосновения. Сдерживаясь изо всех сил, он продолжал целовать Софи, дразня ее — и одновременно мучая себя. Сейчас он отдал бы все на свете, чтобы взять ее, но знал, что торопиться не стоит. У них впереди вся ночь, и Линдли был твердо намерен использовать ее наилучшим образом.

Софи задыхалась, прижимаясь к нему все крепче. И Линдли был благодарен ей за это — чем сильнее она теряла голову, тем острее становилось его желание. Он и раньше хотел ее, но теперь это было уже не просто желанием, а какой‑то неистовой, всепоглощающей жаждой.

— Ты такая красивая, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее плечо. Прядь ее светлых волос защекотала ему нос. — Эудора сделала глупость, когда отпустила тебя.

Софи ничего не сказала — только едва слышно вздохнула в ответ. Потом еще раз. И вдруг застонала. Рука Линдли снова скользнула вниз, и очень скоро она уже билась под ним в судорогах наслаждения.

С трудом заставив себя отодвинуться, Линдли стащил с себя бриджи. Он не хотел спешить… даже дал себе слово думать в первую очередь о ее удовольствии, а не о своем собственном, однако чувствовал, что сдерживается из последних сил. Все, чего он хотел, — это ворваться в нее, ощутить, как она содрогается под ним, убедиться, что она наконец принадлежит ему, ему одному.

Потеряв голову, Линдли резко развел ей ноги и одним мощным толчком ворвался в нее. Господи помилуй… какая же она горячая и влажная… и чертовски узкая, пронеслось у него в голове. Ощущение было такое, словно для него это в первый раз… на миг он как будто снова стал неопытным юнцом, впервые оказавшимся с женщиной. Разум Линдли заволокло пеленой, он видел только обжигающий взгляд ее потемневших глаз.

Заскрежетав зубами, он протиснулся дальше… все глубже и глубже, уже понимая, что это может закончиться в любой момент. Какая‑то часть его хотела оттянуть этот миг, однако другая — и куда большая — гнала его вперед, отчаянно желая, чтобы это наконец произошло.

Тяжелая и темная кровь, наполняясь тяжелым и темным огнем, медленно разлилась по всему телу, ударила в спину, в ноги и в сердце, которое едва не разрывало ему ребра. Хватая воздух пересохшими губами, Линдли задвигался, моля Бога только о том, чтобы не раздавить Софи. Потом острое наслаждение пронзило его, как горячая пуля, и он ослеп, только в последний момент почувствовав, как его семя вырвалось наружу, — оплошность, которой он никогда прежде не совершал.

До этого Линдли всегда соблюдал осторожность — заботясь о своих любовницах, он никогда не позволял страсти взять верх над разумом. С Софи он потерял голову… и совершенно забыл о возможных последствиях. Господи, и неудивительно! Он еще никогда не встречал такой женщины.

Тяжело вздохнув, Линдли приподнялся на локтях и поцеловал ее.

Софи слабо застонала, и Линдли с ужасом почувствовал, как у него вновь закипела кровь. Дьявольщина, он ведь с самого начала понимал, что в Софи Даршо есть нечто особенное, ухмыльнулся он. Как же здорово, что он никуда не поехал и у них впереди еще целая ночь!

Спохватившись, Линдли осторожно перекатился на бок и устроился поудобнее, приподнявшись на локте и глядя на нее. Бог свидетель, как ему не хотелось отодвигаться… пришлось напомнить себе, что нужно дать Софи возможность отдохнуть.

Софи снова застонала. Линдли насторожился… стон был какой‑то странный, совсем непохожий на тот, который он рассчитывал услышать. Он тут же догадался, что происходит что‑то непонятное, поскольку за стоном послышался еще один звук, похожий на жалобное поскуливание.