Патриция Поттер - Серебряная леди

— Думаю, мне нужно предупредить вас, мистер Кантон, что четверо владельцев «Славной дыры» разорились один за другим.

Марш Кантон пожал плечами:

— Интересно почему?

— Некая леди напротив не переносит конкурентов, — ответил Дэйвид.

— Леди?

— Каталина Хилльярд. Ее называют Ледяной Королевой Сан-Франциско. Она владеет и управляет салуном «Серебряная леди».

— Женщина владеет и распоряжается салуном?

— Да, черт возьми, — ответил Дэйвид, довольный уже тем, что ему удалось заставить удивиться бесстрастного мужчину напротив. — Очень красивая. И очень решительная.

— А каким образом она избавляется от конкурентов?

— По-разному. Например, владельцу салуна наносят неожиданный визит из полиции, а потом предъявляют обвинение в нарушении общественного порядка, в продаже разбавленного виски, в нечестной карточной игре.

— Все эти обвинения соответствовали действительности?

— Я думаю, некоторые — да.

— Я не собираюсь допускать, чтобы меня обвинили в чем-то подобном.

Дэйвид судорожно проглотил слюну. Он подозревал, что, если Каталине не удастся выжить его клиента законными методами, она прибегнет к незаконным.

— Дом находится в плачевном состоянии, — искал убедительные доводы Дэйвид, пытаясь отговорить Марша.

— Я отремонтирую его, — парировал Кантон.

— На это понадобится уйма денег.

— У меня есть деньги.

Расстроенный тем, что клиент не принимает его доводы во внимание, Дэйвид вздохнул. Кантон был одет не модно, но одежда была сделана добротно и известными фирмами. И привлекающая внимание. Марш был весь в черном. Рубашка, брюки, куртка, ремень и даже чехол для оружия. Эти, последние, аксессуары особенно привлекали внимание: в Сан-Франциско, где оружие было такой же необходимой принадлежностью костюма, как ботинки, теперь оно становилось редкостью. Темные глаза Марша и волосы цвета эбенового дерева были в одной гамме с его одеждой; что касается взгляда… это был очень необычный взгляд. Дэйвид никогда не встречал глаз, которые бы ничего не добавляли к внешности своего обладателя; глаза Марша не предавали своего хозяина: они были как затемненное стекло; пронзая других, они не пропускали внутрь ни одного нескромного постороннего взгляда.

— Но почему, мистер Кантон?

Марш изогнул бровь.

— Что — почему?

— Почему вы так настаиваете на «Славной дыре»?

— Я выиграл ее.

— Вы выиграли больше неприятности.

Дэйвид ни на секунду в этом не сомневался. Неприятности бывают разные… А он был знаком с Каталиной Хилльярд.

— «Славная дыра» — не единственный салун в городе. Есть другие. И можно стать владельцем другого заведения.

Марш и сам не знал, почему «Славная дыра» стала настолько важной для него, но это так. Он думал о салуне на протяжении всего пути из Колорадо. Может быть, это был его шанс сложить оружие. Салун стал для него наваждением, он даже не мог понять почему. О себе он знал, что, если он принял решение, изменить, его не удастся никому. Сейчас он был полностью поглощен идеей стать владельцем «Славной дыры». Ничего этого он не сказал Дэйвиду Скотту. Он просто произнес твердое «нет».

— Что вы собираетесь делать с салуном? — не унимался адвокат.

Марш пожал плечами:

— Азартные игры. Виски. Что еще может быть в салуне?

— У вас есть опыт в подобных делах?

Марш кивнул.

— Вы даже не представляете себе, какой легкомысленный поступок вы совершаете, — слегка улыбаясь, произнес Скотт, думая про себя, что одни глаза Марша Кантона отпугнут большинство посетителей. Не говоря уже о своеобразной мужской грации, с которой он носил оружие, грации, которая является следствием хорошего знакомства и обращения со смертоносным инструментом.

Губы Марша дрогнули в намеке на улыбку. «Как мало в ней тепла», — подумал Дэйвид.

— Именно поэтому мне нужен человек, который мог бы меня представить здешнему обществу и прикрыть в случае необходимости. Я рассчитываю на вас.

Последнее было произнесено с неохотой. Дэйвиду не составило большого труда заметить, что Марш не любил обращаться за помощью. И впервые за время их общения адвокат испытал теплое чувство к своему клиенту. Это говорило о внутренней честности и об осознании пределов своих возможностей. Дэйвид ответил весьма уклончиво и в свою очередь поинтересовался:

— А почему бы вам не взглянуть на салун прежде, чем вы примете окончательное решение?

— В этом нет необходимости.

Скотт покачал головой.

— Я палец о палец не ударю в этом деле, пока вы лично не осмотрите «Славную дыру».

Марш поднялся, смерил Дэйвида пристальным взглядом, как будто снимал размер для гроба, и неожиданно кивнул:

— Я еще вернусь.

Адвокат, не дыша, следил, как Марш повернулся, покинул офис, и только тогда перевел дыхание. Совершенно ясно, что после того как Кантон увидит, в каком состоянии находится салун, он не вернется.

Тем не менее, подумал Дэйвид, Марш Кантон любопытный клиент. Весьма любопытный… Вызов Каталине Хилльярд… Неожиданно Дэйвид усмехнулся. Его клиент был похож на других, кто пытался превратить «Славную дыру» в доходное местечко. Подумав еще, Скотт пришел к выводу, что у Марша Кантона было много общего с Каталиной Хилльярд. Любой мул мог бы гордиться железным упрямством, которого, судя по всему, было вдоволь и у Марша Кантона, и у мисс Хилльярд.

А их глаза…

Его неожиданно осенило: у Марша и Каталины было одинаковое выражение глаз: осторожность и отчужденность, предупреждение, чтобы не приближались слишком близко. Привлекательность Каталины складывалась из многих черт и черточек, не последней из которых была и эта «не тронь меня» манера поведения, одновременно вызывающая и чарующая.

Дэйвид Шулер Скотт облокотился на стол и вздохнул. На лице его застыло задумчивое выражение.

Маршу было достаточно бросить беглый взгляд на «Славную дыру», чтобы понять нежелание адвоката продолжать это дело.

Деревянная вывеска, болтавшаяся на одном гвозде, с грохотом ударяла по стене. Марш стоял и смотрел как вкопанный, вспоминая то, что случилось пятнадцать лет назад. Глухие удары, совсем как эти, свидетельствующие о бедности и запустении…

Раздался крик, и Марш очнулся: он стоял посреди улицы, мешая коляскам и экипажам. Кантон поспешил перейти деревянный тротуар, вынуждая сквернословящего извозчика попридержать лошадей. Слово «опасность» было пустым словом для Марша. Ему был неведом страх смерти. Он испытывал отвращение к некоторым способам ухода из жизни.

С того места, где он стоял, Марш вполне мог дотянуться до уродливой вывески, что он и сделал. Кантон напрягся и рванул вывеску. И подумал, что кто-то также, как он сейчас, вырвал из его жизни нечто существенное, важное, без чего само существование лишено смысла.