Патриция Поттер - Шотландец в Америке

И тем не менее отец сам признавался, что совершил поступки, которые заставили его покинуть Техас на целых двадцать пять лет. Все это время он хранил в душе страшную тайну. Теперь она понимала, что Джеймс Паркер платил за грехи юности всю свою жизнь — и наконец расплатился за них смертью. К ее горю и гневу примешивалось теперь и чувство вины, ведь это именно она упросила отца вернуться в Техас, он очень не хотел сюда ехать.

И тогда Габриэль решила: ее долг — заставить убийцу отца тоже расплатиться сполна. Господь милосердный, и зачем только она уговаривала папу приехать в Техас!

Но она это сделала — и вот результат. Отец мертв, а правосудию до этого нет никакого дела. Габриэль прямо обвинила в убийстве отца человека, имя которого он тогда назвал: «Кингсли», — но шериф только рассмеялся и отмел обвинение. Он никак не может быть убийцей, даже если его обвинил сам убитый.

Габриэль взяла статью и снова прочла заголовок. Руки задрожали, и слова расплылись перед глазами. Впрочем, она знала эти слова наизусть: «Кингсли намерен перегнать стада на Север».

Статья, в которой подробно рассказывалось о человеке по имени Керби Кингсли, занимала почти целую газетную колонку. Габриэль пробежала ее глазами, почти не читая, она помнила ее наизусть. Теперь сомнений не оставалось: именно статья была причиной того, что отец за два-три дня до смерти вел себя так беспокойно. И Габриэль мучилась острым чувством вины. Она понимала, почему отец не хотел возвращаться на Запад. Если бы он отказался ехать, то мог бы остаться в живых. Это она виновата в его смерти, и теперь на собственном опыте Габриэль убедилась, что горе, усиленное чувством вины, почти нестерпимо.

Остается только одно: если убийцу не привлекут к ответственности — а она почти не сомневалась, хотя ей и было нестерпимо больно думать об этом, — она сама с ним рассчитается. Как именно — она не знала, но была уверена: она должна что-то предпринять.

Статья, которую девушка перечитала множество раз, подсказала ей способ действий. Керби Кингсли задумал перегнать свои стада с нескольких ранчо Центрального Техаса, и это, по слухам, будет крупнейшим перегоном за все время освоения Техаса. Кингсли сам будет сопровождать стада от южного предместья Сан-Антонио до железной дороги в Абилене. И для этого он нанимает погонщиков.

Вот она, Габриэль, и станет одним из таких погонщиков. Она сумеет, наверняка сумеет! Она сыграла достаточно мужских ролей, чтобы усвоить походку, манеры и речь простых ковбоев. Сумеет она и голос изменить. Конечно, Гэйб Льюис неказист с виду, но она достаточно перевидала ковбоев, чтобы не волноваться по этому поводу: среди них встречаются совершенно разные: высокие и низкие, плотные и худые, а некоторые из них не старше четырнадцати-пятнадцати лет. На Западе дети быстро взрослеют.

Главным и достаточно серьезным препятствием к осуществлению ее плана было то, что она не слишком искусная наездница. Она, конечно, умела ездить верхом… немного. У нее просто не было достаточной практики. Они путешествовали главным образом в поездах и в дилижансах, хотя отец в свое время настоял, чтобы дочь овладела элементарными навыками верховой езды. Он также потребовал, чтобы она в целях самозащиты научилась стрелять, чтобы постоять за себя.

Габриэль упрямо сжала челюсти. Она заставит Кингсли себя нанять. И любой ценой. И обязательно выполнит намеченный план. Она узнает правду, даже если придется пустить в ход оружие. Влиятельный и солидный Керби Кингсли поплатится за смерть отца. И его наемник тоже. Хотя Габриэль не видела убийцу в лицо, она все же заметила достаточно, чтобы его узнать: необычайно высокий человек с быстрыми, кошачьими движениями и серебристой лентой на шляпе. Она отыщет его и, если именно ей суждено совершить акт возмездия, вырвет у него признание в содеянном.

Чем это все может закончиться для нее самой — о том Габриэль не думала. С такой бурей скорби и чувства вины в душе будущее кажется беспросветной бездной. Ее мечты — нет, то были мечты отца: когда-нибудь петь в грандиозных концертных залах — рассеялись как дым, и ничто, казалось, не могло их возродить.

Глубоко вздохнув, Гэйб Льюис надвинул шляпу поглубже, рассовал по карманам свои скудные сбережения, ваял сверток с одеждой под мышку и вышел из номера.

Необходимо было сделать еще одно дело, прежде чем выходить на сцену в новой роли. Надо было раздобыть лошадь.* * * Дрю Камерон сладко потянулся в удобном кресле. Бережно сжимая в руке стакан с великолепным бренди, он раздумывал над своим будущим. Еще недавно Дрю полагал, что никакого будущего не предвидится. Он едва не умер от потери крови, а потом от лихорадки… однако Керби Кингсли просто не мог позволить ему умереть. Обеспечив ему самую лучшую в этих условиях медицинскую помощь, Керби, словно верная сиделка, не отходил ни днем ни ночью от его постели. И это было самое меньшее, что он мог сделать для человека, спасшего ему жизнь.

Возможно, именно то, что они спасли друг другу жизнь, и послужило основой их довольно странной дружбы. Странной — потому что они были слишком разными людьми. Не знающий, что такое настоящий труд, Дрю, воспитанный на крохи былого богатства, принадлежал к старинной шотландской аристократии. Трудяга Керби, теперь владеющий богатым ранчо, в детстве и молодости видел лишь жесточайшую нужду. Дрю, выбравший путь беззаботного прожигателя жизни, не имел никаких привязанностей. Керби же не мыслил жизни без своего ранчо, своих стад, своего брата и племянников. И всегда чувствовал личную ответственность за всех родных и близких, а также за все, что ему принадлежало.

Однако, как ни странно, у них с Дрю оказалось и много общего. В юности они оба были изгоями и оба пытались бросить вызов обществу и своим родным, восстав против несправедливости. Однако выбрали они для этого способы, которые причинили вред только им самим.

Очень скоро они почувствовали это родство душ. Спустя два месяца после того, как Дрю обосновался на ранчо Кингсли, он уже твердо знал, что обрел верного друга, возможно, даже отца, которого у него никогда по-настоящему не было.

Во время разговоров за выпивкой в поздние вечерние часы Дрю часто замечал печаль одиночества в глазах его нового друга. Но в этот день Кингсли был особенно угрюм.

— Все еще вспоминаешь о засаде? — спросил Дрю. — Неприятно думать, что кто-то желает твоей смерти, — хмуро ответил Керби.

— Думаешь, что убийца, кто бы он ни был, может повторить попытку? Но ведь уже два месяца прошло.

— Мы бы уже все знали, если бы смогли схватить эту троицу.

— Ну, двое из них едва ли станут тебе снова докучать.

— Мне от этого не легче, — вздохнул Керби. — Ведь тот, кто хотел меня убить, легко найдет других.