Патриция Поттер - Шотландец в Америке

Габриэль метнула на него быстрый взгляд.

— Все так же.

Вид у шотландца был совершенно измученный, и ей ужасно захотелось разгладить усталые морщинки возле глаз. Ее обуревало безумное желание предстать перед ним не Гэйбом Льюисом, а Мэрис Габриэль Паркер, блистательной актрисой, — и увидеть в его глазах такое же восхищение, какое она частенько замечала в глазах зрителей. Только бы не было в этом взгляде сомнений и подозрений…

Следующий вопрос разбил ее иллюзии вдребезги:

— И Джед оставил тебя одну с ним?

Был ли задуман этот вопрос как обвинение или нет — но он поразил девушку в самое сердце. Глаза Дрю, всегда такие золотистые, смотрели теперь жестко, почти враждебно.

— Он устал, — ответила Габриэль, — и, кажется, прихворнул.

Взгляд шотландца пронзал ее, как стрела.

— Для тебя это все упрощает?

— Что именно? — ответила она с вызовом. Он все так же пристально смотрел на Габриэль.

— Если Джед прихворнул, ему некогда замечать некоторые странности своего… помощника.

Говорил Камерон ровно, без всякого выражения, и все-таки чувствовалась в его голосе какая-то подспудная жестокость.

Добродушный, обычно чуть-чуть насмешливый шотландец предстал сейчас перед Габриэль совсем с другой стороны. Исчезли доброта и сердечность… да полно — был ли он когда-нибудь таким, каким ей казался? Быть может, это всего лишь маска, за которой скрывается совсем другой человек? И какой он — этот человек?

— Нет, — просто и кратко отвечала она.

— Что — «нет»?

— Мне это ничего не упрощает.

— Я видел, какое у тебя было лицо, когда мы привезли… мистера Кингсли, — настойчиво продолжал он.

— Ну и что? — быстро отозвалась она, не зная, что именно выражало тогда ее лицо. Ею тогда владели такие противоречивые чувства, что Габриэль сама терялась в догадках — что же она, в конце концов, чувствует на самом деле?

— Ты не очень-то удивилась.

— Неужели?

— И ты уехала из лагеря в то самое утро, когда в него стреляли.

Девушка сдержанно кивнула.

— Куда ты ездила?

— Прогуляться.

— К северу?

— Да.

— Ты ничего не заметила?

— Нет.

Габриэль чудилось, что шотландец видит ее насквозь, сдирая с нее покровы притворства, смятения, лжи.

«Я тоже хочу, чтоб он выжил! — едва не крикнула она. — Я хочу знать, что случилось двадцать пять лет назад! Хочу знать, не он ли убил моего отца, и если так — то почему? И если это был Кингсли, я хочу, чтобы он расплатился за убийство! Но если он умрет сейчас, я никогда не узнаю правды. И никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Поэтому он не может умереть. Умереть вот так…»

Но Габриэль промолчала.

Дрю Камерон был другом Кингсли. Он ни за что ей не поверит — так же, как не поверил шериф в Сан-Антонио.

Несколько долгих минут Габриэль стояла, не шелохнувшись, под властным безжалостным взглядом Дрю Камерона. И вдруг напряженную паузу нарушил тихий стон.

Схватив влажную тряпку, она отжала воду и снова отерла горячий лоб Кингсли, успев при этом бросить быстрый взгляд на шотландца. Дрю смотрел на нее так, словно ожидая, что она сейчас воткнет нож в сердце его друга. И девушка сделала вид, что целиком поглощена раненым.

Кингсли шевельнулся и что-то пробормотал. Нагнувшись, девушка почти прижалась ухом к его губам. Слова были бессвязны, но кое-что она расслышала очень ясно.

— Жаль… как жаль… — и затем:

— Убийца…

Ближе к утру бормотанье Керби Кингсли становилось более связным, и Дрю убедил Габриэль немного поспать. Увы, как ни старался он поподробнее расспросить раненого, Керби ничего не мог сказать о тех, кто на него напал. Он видел только отблеск солнца на дуле ружья.

Даже боль не могла затушевать угрюмого блеска в глазах Керби, когда он сделал те же выводы, к которым еще раньше пришел Дрю: засада трехмесячной давности вовсе не была случайностью, простым совпадением, как хотелось бы думать Керби.

Тогда он наотрез отказался обратиться к слугам закона, заявив, что до Сан-Антонио путь неблизкий и нападавший к тому времени давным-давно скроется. Дрю тогда согласился с ним, но теперь невольно гадал: не было ли у Керби иной причины не обращаться к правосудию?

Сидя рядом с раненым, Дрю изнывал от ярости. Керби очень ослабел от потери крови. Он крепко стискивал зубы, лицо исказилось от боли, кожа стала землисто-серой. А ведь только два дня назад он был сильным, здоровым мужчиной в расцвете лет!

— Кто? — спросил Дрю. — Кто мог зайти так далеко, чтобы желать твоей смерти?

Керби обреченно взглянул на друга:

— Понятия не имею.

— Приходя в сознание, ты кое-что пробормотал.

Тревога выразилась на лице Керби, и сердце Дрю сжалось.

— Что именно?

— А ты не помнишь?

Керби покачал головой — и тотчас поморщился от боли.

Дрю нахмурился.

— Ты что-то говорил об убийце. И еще — «жаль».

Керби закрыл глаза и устало вздохнул.

— Ты что-то знаешь, — настаивал шотландец. — Скажи мне, что ты имел в виду?

Кингсли колебался, воровато глянул по сторонам.

— Никто не слышит, — уверил его Дрю, — здесь только рабочие. Они крепко спят, да и храпят вовсю.

Немного успокоившись, Керби опять вздохнул.

— Это я о том, что случилось двадцать пять лет назад.

— Так давно?

Раненый нахмурился.

— Да все это попросту сейчас неважно… Нет никакого резона…

— А женщина не может быть здесь замешана?

Керби удивился:

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

Дрю колебался. Он должен рассказать другу о Габриэль. Немедленно. И все же… если она не имеет никакого отношения к засаде — а в это он не мог поверить, — тогда, значит, он ее предаст.

— Да так, — ответил он вслух. — Просто из любопытства. Знаешь, тебе надо бы поспать. Поговорить мы сможем и завтра.

Керби не спорил и с глубоким вздохом закрыл глаза.

Дрю принес свое одеяло и растянулся рядом с раненым. Он ни за что, черт побери, не оставит Керби одного — или наедине с Габриэль либо с племянниками. А днем Джед сможет приглядывать за ним, если его перенести в главный фургон. Хотя повар уже стар, да и силенки не те, он верен Керби и пока еще хорошо управляется с ружьем.

Джед уже объявил, что хозяин пошел на поправку, и хвалился, что это его особое снадобье предотвратило заражение крови. Дрю отнесся к такому заявлению скептически, но склонен был согласиться с поваром, что теперь Керби выживет.

На этот раз. Вот только нельзя надеяться, что мужчина не первой молодости переживет и третье покушение.

И Дрю мысленно выругался. Он мало к кому был привязан в этой жизни, да и не желал приобретать подобного опыта. Достаточно с него заботы о самом себе. Правда, он и в этом отношении не может похвастаться особенным успехом. И однако сейчас он чувствовал ответственность за двух людей — Габриэль и Керби. И не мог отделаться от ощущения, что интересы этих двоих где-то пересеклись.