Элизабет Чедвик - Когда струится бархат

— Все нормально, — бросил он через плечо, — несите его.

Женщина, придержавшая свою лошадь возле колыхающегося под порывами ветра копья, была красива. В ней не было красоты в классическом понимании, для этого ее кости выглядели слишком крупными. Зато в ней буквально кипела живая земная энергия, ярко украшенная красками естественной природы, и это не могло пройти мимо мужского внимания.

— Леди Хельвен? — Предводитель валлийцев выдал женщине обворожительную улыбку, в которой проскальзывало что-то волчье, и перевел взгляд на густо покрасневшего и отводившего глаза Родри.

— Надеюсь, мы не станем тратить время на церемонии? — ледяным голосом откликнулась Хельвен. — Нам ведь ничто не помешает произвести честный обмен?

Давидд ап Тевдр небрежно провел рукой по усам, давая понять, что холодный взгляд женщины его ничуть не смущает. Он заметил, что Хельвен тайком стрельнула глазами в сторону своего дедушки, лежавшего на носилках.

— Он еще жив, — бросил валлиец и добавил с вызовом: — И мы обращались с ним более аккуратно, чем вы с моим братом, судя по его виду.

— Я сам виноват, — поспешно заявил Родри, — утром я упал с коня.

Ап Тевдр бросил на младшего брата пронзительный взгляд.

— Ты последний раз падал с коня в три года! — заметил он, но не стал развивать тему и с улыбкой повернулся к Хельвен. — Моя леди, давайте побыстрее совершим обмен. У меня нет желания задерживаться здесь, и я уверен, вы тоже торопитесь доставить своего деда в обстановку тепла и заботы.

Хельвен сухо кивнула, не в силах что-либо сказать. Она понимала, что стоит только перевести взгляд на носилки, как она может сломаться, словно лед под непомерной тяжестью. Хельвен подняла голову и сделала знак ФицСимону.

В каждом движении рыцаря сквозило отвращение к тому, что он вынужден делать. Он вытащил острый охотничий кинжал, висевший на поясе, спешился и принялся разрезать веревки, которыми Родри был привязан к коню. Потом грубо стащил юношу из седла на землю.

Родри принялся растирать запястья. ФицСимон тут же с ненавистью несильно кольнул его кинжалом сквозь тунику и рубашку и проворчал:

— Не делай глупостей.

— Не знаю, каким идиотом надо быть, чтобы делать глупости в двух шагах от свободы, — парировал Родри, и острие кинжала сильнее кольнуло его кожу. Валлийцы замерли в седлах, руки потянулись к оружию.

Хельвен стремительно слезла с лошади и накинулась на ФицСимона.

— Дай сюда нож! — закричала она яростно, побелев лицом. Когда же рыцарь и не подумал выполнить требование, ошеломленный тем, что женщина, пусть даже более высокого положения, осмеливается приказывать мужчине расстаться с оружием, Хельвен резким движением вырвала кинжал из его руки и зашвырнула его так далеко, как смогла. — Ты не видишь разве, чем рискуешь? — гневно шипела она. — Неужели твоя гордость так уязвима, что на дешевую мальчишескую колкость ты готов реагировать, как сущий ребенок? — По лицу Хельвен пробежала тень презрения, она гневным жестом приказала ФицСимону убираться. — Возвращайся в замок и жди меня там. Здесь ты мне больше не нужен!

ФицСимон отпрянул, словно от жала атакующей змеи. Он видел, что валлийцы несколько успокоились и наблюдали за разыгрывавшейся сценой с насмешливым любопытством. Его гордость, о которой столь пренебрежительно отозвалась женщина, нужно позабыть или придушить на время. После непродолжительного колебания ФицСимон выбрал первый вариант, постаравшись обставить его с максимальным достоинством. Впрочем, это удалось не вполне.

— Да, миледи, — послушно склонил голову ФицСимон, произнося слова так, словно в них крылось оскорбление. Он пошел к своему кинжалу, поднял, тщательно вытер перед тем, как вложить в ножны, и, вскочив на спину коня, галопом помчался прочь.

Хельвен проводила его взглядом, лицо ее оставалось напряженным. Затем повернулась к Давидду ап Тевдру.

— Я хочу извиниться за его поведение, — высокопарно произнесла Хельвен и проглотила подступивший к горлу комок. Гнев начал остывать. Теперь Хельвен чувствовала подступающие слезы, но понимала, что ни в коем случае не доставит валлийцам радости разглядеть в ней обычную истеричную женщину, а не властную правительницу, с которой они столкнулись в серьезном вопросе.

— Не стоит, — едва заметно пожал плечами ап Тевдр, — рано или поздно валлийская стрела его достанет.

— Я не нуждаюсь в рассказах про валлийские стрелы, — холодно парировала Хельвен. — Давайте лучше совершим обмен и разойдемся.

— Непременно, — отозвался ап Тевдр настолько язвительным тоном, что Хельвен в ту же секунду возненавидела его. — Передайте вашему лорду заверения в моем уважении, а также сожаления, что не довелось встретиться лично.

— Обязательно передам, — процедила Хельвен сквозь стиснутые зубы, — можете не сомневаться.

Она жестом приказала двум сержантам подойти и взять носилки. Родри по-прежнему растирал запястья в ожидании, пока сквозь ряды валлийских воинов ему подведут коня. Он бросил взгляд на лежавшего на носилках старика и быстро отвернулся, но было поздно. Увиденный образ умирающего старика отчетливо запечатлелся в памяти юноши.

— Поосторожнее, — предупредила Хельвен своих подчиненных, взявших носилки. Только после того как валлийцы сомкнулись вокруг Родри и стали хлопать его по плечу, восторженно крича об успехе операции, она в первый раз посмотрела на дедушку.

Майлс был в сознании и лежал с открытыми глазами. Встретившись с дедом глазами, Хельвен с трудом подавила желание разрыдаться. Старик едва заметно улыбнулся, точнее, просто попытался пошевелить посиневшими губами.

— Ты молодец, девочка, — прошептал он. — Я горжусь тобой. — Майлс с трудом пошевелил рукой под одеялом, с еще большим трудом выпростал ее и протянул к Хельвен. Она взволнованно склонилась над дедом. Носильщики остановились и молча смотрели, как опустившаяся на колено Хельвен сотрясается от разрывающих ее рыданий, в которых слышалась горечь и одновременно облегчение.

— Ну что ты, девочка моя, — прохрипел Майлс, — нельзя плакать, не время… — Дед дотронулся до ее кос, но тут же обессилено уронил руку на покрывало, затем и вовсе закрыл глаза. Не сдерживая более текущие из глаз слезы, совсем забывшая обо всем на свете, Хельвен думала только о своем дедушке, лихорадочно соображала, как ему помочь. Она заправила его похолодевшую руку под одеяла из овчины, натянула покрывала до самого подбородка старика и побежала к своей Джемини.

— Господи Иисусе, я уже не сомневался, что старик умрет у нас на руках! — Давидд ап Тевдр радостно засмеялся, не скрывая ликования от сбывшегося замысла. — Если бы мы промедлили до завтрашнего утра, все могло бы сорваться. Он не переживет даже одну ночь.