Элизабет Чедвик - Когда струится бархат

Адам развернул коня перед Хельвен и спешился. Даже сквозь загар проступал румянец от полученного удовольствия.

— Ничего лучшего я не испытывал! — объявил он с мальчишеским задором. — Хельвен, за него можно сорвать большой куш!

— Дай боже, чтобы ты хотя бы раз такими же глазами смотрел на женщину! — рассмеялась Хельвен.

Адам изменился в лице, словно внезапно захлопнулись ставни открытого окна.

— С чего ты взяла, что я не смотрел? — процедил он, не отводя взгляда от коня.

У Хельвен перехватило дыхание от острого желания задать очередной вопрос. Однако помешал послышавшийся топот приближавшихся всадников. К конюшням подъехали вернувшиеся с охоты хозяева замка. Хельвен повернулась в сторону прибывших и, прикрыв глаза ладонью от солнца, ожидала их приближения.

Гийон, граф Равенстоу, восседал на прекрасном рысаке с небрежностью прирожденного наездника. Он был с непокрытой головой, и свежий летний ветерок развевал черные волосы с седыми прядями. До Адама донесся раскатистый его смех в ответ на брошенную реплику ехавшей рядом с ним женщины.

Вьючную лошадь, нагруженную тушей косули, повели к кухонному навесу для разделки мяса. Загонщик со своим помощником подозвали собак, сгрудившихся вокруг охотников. Пятнистая ирландская сука ревниво терлась у ног графа, тыкаясь носом в его ладонь.

— Видишь, он все еще держит при себе Гвен, — тихо обронила Хельвен. — Сегодня первый раз после рождения щенков она оставила их ради охоты. Если ты хорошенько попросишь папу, он, возможно, подарит тебе одного, когда щенки подрастут.

— А кто сказал, что мне нужна собака?

— Чтобы ты не скучал в Торнейфорде.

Адам бросил на нее удивленный взгляд и направился навстречу прибывшим.

Он сделал всего несколько шагов, как граф, предупрежденный конюхом, пошел навстречу. Следом, приподняв юбки, поспешила его жена.

— А мы считали тебя пропавшим! — воскликнул Гийон, крепко стискивая Адама в объятиях.

— Да, да, негодный щенок! Почему ты не давал о себе знать? — графиня Джудит тоже притянула Адама к себе и нежно поцеловала. Гневное выражение на лице было напускным, а в серых глазах играли искорки веселья.

— В тех местах и ситуациях, в которых я находился в последнее время, не всегда было легко отыскать пергамент и перо, а также укромный уголок для письма. К тому же, вы ведь знаете, я не мастак писать.

Графиня рассмеялась, соглашаясь с последним утверждением. Ее приемный сын стал грамотным благодаря непреклонному упорству, проявленному как ею самой, так и священниками. Однако Адам так и не освоил чистописание. Его буквы с раздражающим постоянством расползались по пергаменту вкривь и вкось.

— Никаких оправданий, — сурово заметила графиня. — Я уверена, ты мог найти писца.

— А вот я не уверен, — сухо вставил Гийон.

Адам пытался притвориться удрученным, впрочем, без особого успеха.

— Виноват, раскаиваюсь.

— Ладно, — с легким раздражением бросила Джудит, на мгновение напомнив Адаму ее единокровную сестру-императрицу. — А почему ты устремился к тишине и покою дома вместо того, чтобы красоваться при дворе?

Адам в недоумении развел руками.

— Моя миссия завершилась, и король отпустил до Рождества, чтобы я смог побывать в родных краях.

— Так, значит, он снова в Англии? — Джудит взяла Адама под руку и повела его в сторону центральной башни замка. — Мы слышали только, что он направился в Руан.

— Да, и был в прекрасном расположении духа. В моем багаже письма к вам и вашему мужу.

Графиня Равенстоу вздохнула и печально оглянулась на мужа. Письма от Генриха редко были написаны ради личного общения. Гораздо чаще в них содержались распоряжения или раздраженные жалобы, которые обычно удостаивались весьма саркастических высказываний мужа графини, вынужденного прочитывать эти послания.

— Нельзя ли отложить письма на более позднее время, скажем, после ужина? — с надеждой спросила она.

Гийон скептически рассмеялся.

— Так или иначе, они либо испортят мне ужин, либо повредят пищеварению. Какая разница?

Джудит метнула на мужа сердитый взгляд.

— Разница в том, что ты мог бы спокойно подождать, пока Адам разберет свои вещи. Будь там срочные новости, я уверена, он сразу бы их тебе вручил.

— Ладно, хватит, а то совсем меня запилишь! — жалобно протянул Гийон, изображая жестами, как несправедливо поступает с ним сварливая жена, но при этом весело улыбаясь.

Графиня изумленно прищурилась.

— Неужели не ясно, что ты этого заслуживаешь? — Она оглядела зал. — Где Ренард?

— Подозреваю, он сейчас обучает дочку сокольничего делать приманки, — откликнулась Хельвен. — Новый ястреб уже не нуждается в дальнейших тренировках.

— Боже милосердный! — Джудит подняла взор к небу. — Могу поклясться, у этого мальчика моральных устоев не больше, чем у бродячего кота!

— Если не меньше, — невозмутимо заметил Гийон. — Ренард довольно скоро должен утихомирить свои страсти, вот только пройдет ощущение новизны от его нынешних занятий. А эта девчонка вовсе не невинная цыпочка, которую можно проглотить с первого натиска. Она, не задумываясь, клюнет его в самое больное место, если парень отважится сделать что-то вопреки ее согласию. — Граф наклонил голову, заметив на другом конце зала группу людей, сгрудившихся возле подмостков, и переменил тему разговора. — Я вижу, что Суэйн и Обри все еще вместе с тобой, но не могу узнать двух других парней и мальчишку.

Адам понял намек.

— Сейчас я вас познакомлю, — он искоса взглянул на рассерженную графиню и улыбающуюся Хельвен. — Стефен женился на немке, а Саэр стал крестоносцем. Пришлось найти им замену. Этот парень — мой оруженосец, внебрачный сын Дерби. Отец мечтал сделать его священником, но мальчишку выгнали из послушников за то, что он устроил пожар в трапезной и занимался блудом со служанкой прихожанина в келье для переписывания рукописей. Не имеет никакой профессии, а значит, и средств к существованию. Дерби просил меня принять его на службу и обучить ремеслу наемника, чтобы парень мог зарабатывать на жизнь мечом. Пока дела у него идут неплохо. Я подумываю о том, чтобы оставить юношу у себя, когда его посвятят в рыцари.

Гийон, долгие тридцать лет выбиравший зерна среди плевел, критически оглядел новых воинов. Суэйн, английский телохранитель Адама, был, как всегда, угрюм лицом и крепок телом, его рот походил на обветренную трещину в глыбе грубо отесанной скалы. Он стоял, упираясь в доску огромными красными кулачищами. Обри ФицНигель нормандец с тихим голосом, глазами водянистого цвета и редкими светлыми усами, уже более десяти лет сопровождал Адама. Его долговязая и тощая фигура напоминала бледный, словно выгоревший на солнце, стебель громадного растения. Но внешность была обманчивой. В действительности воин имел недюжинную силу и крепкую хватку, вырваться из которой не проще, чем разорвать полосу хорошо проваренной кожи.