Паула Вин Смит - Муза художника

— Виктор отдает все свои силы живописи, — ответила я. — Иногда он себя выматывает. Только и всего.

— Фру Риис, как вы думаете, какую помощь он бы принял? Возможно, пособие на следующий год? Или же любая поддержка должна иметь прямое отношение к творениям его кисти?

У меня не было никаких сомнений на этот счет. Я чувствовала, как растет моя надежда на осуществление задуманных планов. Но чтобы эта встреча прошла успешно, я должна была проявлять осторожность.

— Моему мужу необходимо чувствовать уверенность в том, что его картины нужны, — сказала я. — Договоренность, обязывающая Виктора написать определенное количество полотен, гарантированно позволит миру увидеть его новые работы. Возможно, будет лучше, скажу я вам по секрету, не предлагать ему другие варианты. Виктор воспримет это как благотворительность. А он гордый человек.

Советник кивнул и поднялся из-за стола.

— Когда я буду оговаривать с вашим мужем условия оказания поддержки в предстоящем году, какое количество картин вы бы посоветовали мне указать? — спросил он.

— Пожалуй, три, — ответила я с колотящимся сердцем.

Я знала: сначала Виктор скажет, что это невозможно, но у него не будет иного выхода, кроме как согласиться. Ведь это единственный способ компенсировать наши домашние расходы и издержки, связанные с созданием картин. А для меня это единственная надежда осуществить мой план так, как я мечтала об этом столь длительное время.

Собравшись уходить, я посчитала нужным добавить:

— Возможно, вам предстоит увидеть больше пустых комнат.

Советник уже успел перевести взгляд с меня на бумаги, лежавшие у него на столе, возвращаясь к незаконченному делу, которым занимался, когда ему доложили о моем визите. Но теперь он снова поднял глаза.

— Ах! Да.

Он смотрел на меня, как и прежде, со сдержанным почтением, но теперь в его взгляде было больше доброты, и я поняла: всякий раз, когда советник меня видит, я представляюсь ему стоящей в центре картины. Мое дыхание стало ровным, и я с гордостью могу сказать, что была достаточно сильной, чтобы с видимым спокойствием перенести тот мучительный прилив эмоций, который хлынул на меня после его следующих слов:

— Вероятно, вы имеете в виду, фру Риис, что в ближайшем будущем собираетесь посвятить себя исполнению обязанностей более возвышенного свойства. Я понимаю. Есть искусство, а есть чья-то жизнь, о которой нужно заботиться. Как бы то ни было, в пустых комнатах, на мой взгляд, ощущается жизненный дух отсутствующей в них фигуры. Не сомневаюсь, они будут радовать глаз зрителя так же сильно, как и прежние картины.

Откланиваясь, я испытывала огромную признательность к этому благодетелю. Могу только надеяться, что доверие, которое он оказал нам с Виктором, оправдается. Мое чувство предвкушения и торжества было омрачено лишь встречей с широкогрудым юношей в морской форме, вылезавшим из фамильного экипажа в тот момент, когда я вышла со двора на улицу. Я не была уверена, узнал ли он во мне спутницу Сусси Гутенберг, видевшую их вместе в Тиволи. В любом случае он не выказал никаких признаков смущения и смотрел на меня чересчур высокомерно.

— Муза художника, оказывается, также и муза мецената!

По его грубому и презрительному тону было ясно, что именно он думает о женщинах, которые позируют художникам, вообще и обо мне в частности. Уверена, он не ожидал никакой серьезной реакции на свое замечание. Некоторые женщины в подобной ситуации, возможно, рассмеялись бы, другие — покраснели. Что бы сделала Сусси? Но я, стоя на пороге совершенно новой жизни, всего в одном мужественном шаге от долгожданной мечты, ответила на его инсинуации без тени флирта или смущения.

— Ваш отец — джентльмен, — сказала я, — и если бы вы жили по его принципам, это сослужило бы вам хорошую службу.

Редкий мужчина отдает себе отчет в том, что каждым своим вздохом он обязан женщине, которая мучилась от боли и рисковала своей жизнью, предоставляя ему путь в этот мир. Еще реже встретишь мужчину, который чтит это с неизменной долей уважения к каждой из нас. Лучше бы я прошла мимо, сохранив молчание. С широкой улыбкой, призванной показать, что мой укор его нисколько не тронул, молодой Алстед снимает шляпу и кланяется (эмблема королевского флота насмешливо сверкает при этом в лучах солнца), после чего поворачивается и скрывается в доме своего отца.

Понедельник, 27 августа.

Поздно ночью вдыхать горьковатый запах осенних листьев, коры, веточек пихты, плавающих по ряби озера; затем проснуться за несколько часов до рассвета и обнаружить красный цветок, распускающийся в центре гризайльной [62] Гризайль ( фр. grisaille от gris — серый) — вид однотонной (монохромной) живописи, выполняемой в разных оттенках одного цвета, чаще всего сепии. комнаты, лишенной света. Пробудиться от сна о тяжелых мокрых юбках и спутанных волосах полусонной девочки, которой еле удается выбраться на берег, цепляясь за корни, хватая ртом воздух и задыхаясь во враждебной среде. Она не утонет. Во сне я хотела найти Сусси, чтобы рассказать ей, кто это был, но она исчезла.

Пятно расползается по лишенной цвета и света плоскости. Очертания спинки кровати в тени у окна, лунный свет, делающий все вокруг иллюзорным, и, спустя некоторое время, мои собственные онемевшие пальцы и ладони, широкие и работящие, как руки моей матери, окоченевшие от многократного погружения в ведро с холодной водой. Ибо в полусне я сражалась с плотной и отяжелевшей от воды массой, направляя усилия на то, чтобы тереть один кусок грубой материи о другой, с густым слоем скользкого мыла между ними. Удалить цвет, сложить плоскость и воздействовать ею на себя саму. Устранить краску силой трения, а затем поднять громоздкую простыню и посмотреть, все ли следы отстали, стерты, невидимы снова; ощутить спиралевидное движение в мутном ведре. Тяжелая работа — делать вещи чистыми, незапятнанными, пригодными.

Среда, 29 августа.

В наших любимых комнатах мрачно, как в тюрьме. Сегодня никакого рисования. Виктор перенес все это испытание тяжелее, чем я… абсурдно в некотором роде, разве только мои переживания еще нахлынут, сразив меня в скором будущем своим отсроченным, абсолютно неожиданным ударом. Но возможно, этого и не произойдет. В конце концов, день, которого я так долго ждала, кажется, принес свои плоды. Все прошло не совсем так, как я представляла, но тем не менее прошло. Теперь Виктор больше не может от меня отмахиваться. Он говорит, что более не в состоянии работать, а ведь нам нужно как-то жить. Найдутся люди, которые будут покупать картины Виктора, если только он сможет заставить себя делать это. В известном смысле мы долго готовились к этому дню, зная, что рано или поздно он наступит. И вот сегодня я вынесла недавно законченное полотно «Три двери» и поставила его перед мужем.