Барбара Картленд - Встречи и разлуки

— Именно этого Норман и опасается, — отвечала она. — Конечно, он знает, что Сидни обожает тебя и проявил просто невероятную щедрость, но он не потерпит вмешательства в свои дела. Много лет назад у него была секретарша, все думали, что без нее он не может обойтись, что она ему абсолютно необходима. О, вовсе не красавица или что-нибудь в этом роде, — поспешно добавила Клеона. — Но она была не просто секретаршей, а домоправительницей, доверенным лицом, всегда в курсе всех его дел, и он во многом на нее полагался. Как-то у них вышла стычка из-за улучшения условий жизни в прилегающем к фабрике районе, и, к всеобщему ужасу, он уволил ее тут же, заплатив за месяц вперед вместо предупреждения, — и это после того, как она прослужила у него годы! Поразмысли об этом, Линда, и не делай глупостей. В конце концов, все мы должны думать и о себе, так ведь?

Я подумала обо всем, что она мне говорила, и должна признаться, что ее рассказ и ее тревога за меня поколебали меня немного.

Не знаю, велика ли привязанность Сидни ко мне, что я вообще для него значу. Быть может, это не более чем каприз, причуда, мимолетное увлечение, которое исчезнет при первой же размолвке.

Но я чувствую, что в его отношении ко мне есть нечто большее. И не только потому, что он удивительно щедр, иногда он бывает так внимателен, почти нежен — если такое можно сказать о нем, само это слово как-то к нему не идет.

Вспышки его дурного настроения меня мало волнуют. Он по-прежнему набрасывается на прислугу, а иногда и на меня, но я, очевидно, получила прививку против боязни подобных выходок, еще когда жила с мамой и Альфредом.

Как меня пугало в детстве, когда он расходился и нападал на маму! Но теперь, когда Сидни повышает голос и стучит по столу кулаком и вообще выходит из себя, я остаюсь совершенно спокойной.

Мне кажется, это не только удивляет его, но вызывает уважение. Я уверена, что, если бы я заплакала или тоже вышла из себя, он бы меня презирал, во всяком случае было бы куда хуже.

А так, после первой вспышки гнева он только молча смотрит на меня, а потом снова обретает выдержку, становится сговорчивым и благоразумным.

Потрясающая новость! Я свободна, и я вдова!

Пупсик погиб во время землетрясения в Японии. Наверно, мне следовало бы огорчиться и расстроиться, но я не умею притворяться.

Я настолько забыла о нем, что мне даже трудно вспомнить, как он выглядел.

Три дня назад я бросила кольцо Гарри в Серпентайн. Я следила за тем, как оно скрылось в воде.

Мне было тяжело расстаться с ним, и все же я чувствовала, что хранить его дольше невозможно: каждый раз, глядя на него, я вспоминала Гарри.

Я становлюсь разумнее и сознаю, что нельзя желать невозможного. Гарри больше нет в моей жизни.

Я постаралась запереть память о нем в самом сокровенном, самом глубоком уголке моего сердца. Это прекрасное и драгоценное воспоминание я буду хранить там, пока не состарюсь и не придет день, когда уже никто не захочет говорить со мной о любви.

Но среди житейских будней и повседневных забот, среди насущных проблем я прихожу к убеждению, что мои грустные размышления не приносят ничего хорошего — ни мне, ни кому-нибудь другому.

Никто никогда не сможет стать для меня тем, кем был Гарри.

Но я счастлива с Сидни, жизнь приносит мне только радости. Это кольцо было последним звеном, связывающим меня с прошлым.

На днях я пожаловалась, что икра недостаточно хорошего качества, и неожиданно расхохоталась от этих своих жалоб.

— Чему вы смеетесь? — осведомился Сидни.

— Мне стало смешно, — сказала я, — что я жалуюсь на икру. А всего лишь год назад я вообще не знала о ее существовании!

— Вздор, — сказал он. — Как вы могли этого не знать?

— В монастыре мы не знали роскоши. И всегда благодарили Бога за небольшие милости, а некоторые были и совсем малюсенькие!

Конечно, богатство и бедность — все познается в сравнении. Я считала себя вовсе неимущей, когда у меня оставалось три фунта, а для рабочего на фабрике Сидни это большие деньги.

Я только сейчас снова вспомнила об этих людях и снова вижу перед собой их лица. Если я заговорю о них с Сидни, станет ли он слушать меня или, как думает Клеона, я только разозлю его?

В некоторых отношениях он очень странный человек. Иногда мне кажется, я хорошо знаю его, а временами он представляется мне совершенно чужим человеком.

Он ни разу не заговорил со мной о жене, но часто говорит о том, что хотел бы иметь детей — сына, который бы унаследовал его дело и его состояние.

Иногда мне кажется, что он намекает, что я могла бы дать ему наследника. Я бы ничего не имела против — мне и самой хотелось иметь ребенка.

Ну и что в том, что у него не было бы имени? Я сама незаконнорожденная, но мне это ни в какой мере не повредило в жизни.

Сейчас все решают деньги, а сын или дочь Сидни не оказались бы обделены жизненными благами.

Когда я думаю о ребенке, мне чаще представляется, что это мальчик, темноволосый и светлоглазый, с упрямым ртом и серьезным взглядом. Как бы я любила его!

Нет, я решительно желала бы иметь ребенка, но не могу же сама предложить это Сидни. А что, если он откажется? Это было бы ужасно! Я стала бы подозревать, что он находит меня недостойной быть матерью его ребенка, и мы бы, чего доброго, возненавидели друг друга. Уж пусть лучше все останется как есть. А если бы он не отказался? Что тогда?

Случилось так много всего, что я с трудом выкроила минуту, чтобы обдумать все происшедшее.

После ужина Сидни скрылся, и я представить себе не могла, чем он занялся.

«Куда он мог деться?» — думала я по дороге в кабинет Нормана.

И не успела еще открыть дверь, как Норман вышел мне навстречу.

— Я позвоню сверху, сэр, — сказал он кому-то в кабинете и закрыл за собой дверь. — Вам туда нельзя, — сказал он.

— Почему? — спросила я. — Что случилось?

— Только что приехал Симпсон с управляющим с фабрики, у них совещание.

— Так поздно? — воскликнула я. — Господи, неужели они не могли подождать до утра? Ведь уже полночь.

— Забастовка никого не ждет, — сказал Норман мрачно.

— Забастовка? — повторила я.

— Разве он вам не говорил? Вы что, газет не читаете?

Мы уже поднялись в гостиную, и Норман заказал междугородный разговор.

— Я давно не видела газет. Так была занята приготовлениями к приему, что у меня минуты не было свободной.

— Только не говорите, что узнали об этом от меня, — попросил Норман. — Может быть, сэр Сидни не хочет, чтобы вы знали. Хотя он предупредил бы меня.

— Но забастовка уже началась? — спросила я.

— Да, да, — с нетерпением ответил Норман. — При мне уже было две или три. Сэр Сидни вообще в таких случаях не ложится спать, как и все мы, кто с ним работает!