Мария Лоди - Шарлотта Морель

Тома никогда раньше не встречал Херца, который начал работать в парижской прессе задолго до того, как сам Тома стал журналистом. Однако Шапталь, которому Тома доверительно поведал историю Херца, помнил его. Тома, живший в это время один на площади Фюрстенберг, решил забрать Херца в свой дом, как только тот сможет самостоятельно двигаться. В дальнейшем Тома надеялся найти его семью и постепенно подготовить ее к этой новости.

Ему также предстояло найти Ипполита, тело которого вместе с остальными убитыми было отвезено в морг. Тома знал, что тот был смертельно ранен в живот. Он отправился выполнять эту скорбную миссию.

Он шел по набережной Сены, над водами которой низко склонились позолоченные осенью деревья. Древние камни ажурного Нотр-Дама производили впечатление какого-то одинокого искусно украшенного бастиона, возвышавшегося среди уродливых новых зданий. По реке, с легким шипением рассекая воду, мирно проплывали баржи.

Квадратное здание морга бросалось в глаза своей мрачной чернотой. Оно стало местом паломничества зевак. Целые толпы народа собирались возле него, чтобы поглазеть на жертвы ужасных преступлений. Люди толкались в очереди, чтобы посмотреть на жертвы полицейского разгула в Бельвиле. Смерть все еще была звездой номер один на подмостках парижского социального театра, зрители которого уже более ста лет жили, танцевали и пели близ кладбища Невинных душ и склепов Монфуконов.

Внутри стеклянная галерея отделяла зрителей от рядов покойников. Комната была небольшой, и посетители проходили строем, словно перед витриной магазина. Тома увидел Ипполита. Он лежал рядом со стариком, который, казалось, просто спал. Голова у Ипполита запрокинулась, рот был открыт. Большие усы на восковом лице были словно искусственными. Глаза закрыты, руки сложены на груди.

Большие усы вызывали в памяти облик живого Ипполита — всегда смеющегося и веселого, немного жалкого и неописуемо комичного. Теперь они лишали его той торжественности, которая обычно сопровождает смерть.

Тома вышел. К своему удивлению, он почувствовал себя страшно усталым и опустошенным. Увиденное потрясло его до глубины души. В этот момент ему нужна была сильная рука друга, а лучше всего — покой любви.

Затем он отправился в больницу, где его приветливо встретил дежурный доктор.

— Случилось чудо, — сообщил он. — Сегодня утром наша больная пришла в сознание. Теперь я могу сказать вам, что у нас не было почти никакой надежды. Обычно, когда пострадавший остается без сознания в течение долгого времени… Но никто никогда не знает… теперь можно надеяться, что дело пойдет на поправку.

«Если она выживет, — подумал Тома, — как сообщить ей о том, что ее брат скончался? Что можно ей сказать, чтобы еще раз не показаться предателем? Следует ли снова оставить ее одну наедине со страданиями?» Эти мысли так угнетали его, что он даже помедлил, прежде чем войти в палату. Доктор быстро прошел в комнату, ловко маневрируя между кроватями, и Тома ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, хотя у него было сильное желание убежать.

Глаза больных были прикованы к нему. Женщины шептались между собой. Койка Мари была в самом конце ряда. Глаза ее были открыты.

— Только недолго, — предупредил доктор, — через две минуты уходите, ей нельзя утомляться.

Сестра милосердия склонилась над соседней койкой, придерживая судно для пожилой женщины, которая громко стонала.

— Мари, дорогая моя… — произнес нежно Тома.

Она молча взглянула на него. Сперва ему показалось, что она не может говорить. Остановившийся взгляд испугал его. Он подумал, что страшный удар по голове не прошел бесследно.

— Бедная моя девочка.

Больше он ничего не мог вымолвить. Узнает ли его Мари? Ему хотелось наклониться и взять ее руку, однако он не осмелился сделать это, чувствуя на себе взгляды окружающих, наполненные нескрываемым любопытством. Он выругал себя за то, что пришел с пустыми руками, и неуклюже сунул свою единственную руку в карман.

Тома подошел совсем близко.

— Ты пошла на поправку, — с трудом вымолвил он. — Вот увидишь, все опять будет хорошо.

Он осознавал всю абсурдность своих слов и их трагический двойной смысл. Он не осмелился сообщить ей об Ипполите.

Тома наклонился к ней:

— Мари, ты можешь говорить? Скажи что-нибудь.

Рука Мари нервно сжала одеяло.

— Уходи, — четко сказала она. — Убирайся отсюда.

Тошнота подступила к горлу Тома. Женщина, сидевшая на соседней койке, пристально следила за ними.

— Уходи, — повторила Мари.

Она видела его темный силуэт на светлом фоне стены. Он стоял в ногах кровати, опустив курчавую голову и глядя себе под ноги. Ей было невыносимо его присутствие. Этим утром она вернулась к жизни. Ее состоянием интересовались многие, среди них был и молодой доктор, который знал ее историю. Он-то и сообщил Мари, что ее брат Ипполит погиб. Она осталась одна. Тома должен уйти.

Тома подошел ближе, с правой стороны койки Мари, и быстро сказал, не глядя на нее:

— Я хочу помочь тебе. Знаю, что не имею никакого права вмешиваться в твою жизнь, но хочу, чтобы ты знала: если тебе что-нибудь понадобится, только скажи мне. Помни об этом, Мари.

Она ничего не ответила. Она была безразлична ко всему окружающему. Тома понимал, что он здесь не нужен и что даже его сострадание было ошибкой.

Опустошенный Тома вышел из больницы и взял кабриолет, чтобы поехать на улицу Месье-ле-Принс. Ему так не хватало Шарлотты.

Шарлотты не оказалось дома. Анник открыла дверь и извиняющимся жестом указала на пустую квартиру: «Мадам пошла за покупками. Думаю, она скоро вернется».

Тома ушел, хлопнув дверью. Анник из-за дверей кухни смотрела ему вслед выпученными от удивления глазами, словно перепуганная сова.

Оказавшись на улице, Тома испугался своих собственных мыслей и своего мрачного отчаяния, все нараставшего в его душе. Тогда он вспомнил о Жане Херце. Беглый каторжник, которого он встретил в доме доктора Тулуза в Бельвиле, рассказывая ему о своей семье, сообщил ее адрес на улице Риволи. Поддавшись внезапному порыву. Тома решил съездить туда.

Он не очень-то задумывался о том, что скажет семье Херца, если найдет ее. Он легко нашел нужный дом. В конце дворика была дверь консьержки.

— Мадам Херц? Ну, по правде говоря, она жила здесь… я знала ее только неделю или две, но теперь… видите ли, месье, она умерла вскоре после того, как я переехала сюда. До этого я работала прачкой на улице Соммерар.

— Значит, мадам Херц умерла? — переспросил Тома, глядя на уходящую вверх широкую старую лестницу, видневшуюся в конце узкого темного вестибюля.

— Да, как я уже вам сказала, месье. Она была немолода, и ее здоровье оставляло желать много лучшего. Кроме того, у нее были неприятности. Но, если вы знаете их семью, то вы, вероятно, знаете, что… ее сын…