Перл Бак - Гордое сердце

— Было чертовски трудно отыскать ваш дом.

Она сразу же встала и отложила шитье. Джейн уже стояла в дверях комнаты, объявляя:

— Внизу какой-то господин. Он так злится, наверное, какой-нибудь туз!

— Уже иду, — сказала Сюзан.

Вниз она, однако, пошла не сразу. Когда Джейн ушла, она в нерешительности постояла, затем заглянула в комнату, где спала Марсия. Она как раз просыпалась, зевая и потягиваясь. Сюзан взяла ее на руки, надела на нее чистое платьице и расчесала короткие, темные кудряшки.

— Кто-то пришел к нам в гости, — сказала она и с Марсией на руках спустилась в гостиную, где стоял Дэвид Барнс и смотрел в окно. Он стал еще толще, чем раньше, и в грубом костюме из твида походил на медведя.

— Я заставила вас ждать, — сказала она весело. — Хотела вам показать Марсию. Ее еще не было на свете, когда вы уезжали.

Он повернулся, сжимая в руке короткую, тяжелую суковатую палку. Из кармана у него торчала кепка, которую он небрежно засунул туда.

— И это все, что вы сделали?

— А разве этого мало? — ответила она со стальным блеском в глазах.

Сюзан присела, посадив Марсию себе на колени, но Барнс упрямо остался стоять. «Он изменился, — подумала она. — Постарел».

— Вы вообще-то работали? — спросил он.

Сюзан не ответила. Марсия пыталась слезть вниз, а когда вырвалась, запищала:

— Джейн!

— Пустите ее, — распорядился Дэвид Барнс. — Вы ей не нужны. Кто это Джейн?

— Наша служанка.

— Этот ребенок больше любит ее, чем вас. Вы хреновая мать. Я вам это предсказывал.

— Это неправда! — тихо сказала Сюзан.

— Ну так что же вы сделали? — снова спросил он.

— Кое-что сделала.

— Я хочу это видеть, — сказал он строго.

Сюзан снова почувствовала, как этот человек словно гипнотизирует ее.

Дом, Марк, дети — все исчезло. Осталась только лишь его дикая, маленькая фигура, его голос, гневные глаза, требующие всю ее силу. Она встала, поднялась наверх, принесла ключ, который несколько недель назад положила в маленькую коробочку, и, не говоря ни слова, пошла к риге, куда не входила с того момента, когда была там с Марком.

Марк неоднократно спрашивал у нее: «Ты не будешь больше работать над своими скульптурами, Сюзи?». А она отвечала: «Нет, милый. Я теперь хочу быть с тобой и с детьми». Однажды в глубине мягкого спокойствия деревенской ночи она сказала ему: «Надо нам родить еще одного ребеночка, любимый». Марсии пошел уже второй годик. Но он ответил: «Нет, пока нет. Пока ты не будешь полностью уверена, нет». «Я уверена», — прошептала она. Ее голова лежала у него на плече, на сильном плече любимого человека. «Нет, — повторил он. — Нет, пока нет…»

Она открыла ворота каменной риги. Дэвид Барнс вступил внутрь и повернулся к месту, где стояла скульптурная группа, словно повернулся к свету.

Он смотрел. Она стояла рядом с ним и ждала. Влажная глина под большим холстом постепенно высохла и, когда она сняла холст, фигуры приобрели законченный вид, высохшие до бледного, серебристо-охристого оттенка.

Он смотрел, ничего не говоря. Ему понадобилось достаточно много времени, но Сюзан ждала. Над их головами ворковали голуби, гнездящиеся на балках, а несколько из них мягко слетело вниз и уселось на статуях.

— Вам все еще не хочется изучать анатомию, — проворчал он в конце концов. — Скульптура так чертовски хороша, что вы этого даже не заслуживаете. Но скелеты у них не в порядке. Повторяю, вам надо изучать кости и мускулы. Я уже не удовлетворяюсь вашей халтурой. Я знаком с одним человеком в Нью-Йорке, к которому вам придется ездить и работать три раза в неделю. Он занимается исключительно анатомией.

«Не могу», — уже просилось ей на язык, но она промолчала.

— А что вас не устраивает конкретно? — наконец спросила она. — Я скопировала собственное тело.

— Копирование и есть копирование! — заорал он на нее. — Я вам говорю, что с этим надо кончать! Приличный скульптор создает свои фигуры изнутри — творит людей так же, как Бог!

— Может быть, теперь мне стоит только рожать детей, — сказала Сюзан, но потом поняла, что он имеет в виду.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Единственное преимущество, которым вы можете пользоваться как женщина, это сидеть у мужа на шее, чтобы он кормил и одевал вас, когда вы работаете. Мне пришлось делать кое-что на продажу, чтобы прожить.

— Вы меня не понимаете, — запротестовала она возмущенно. — Я не такая, как вы, я — человеческое существо, я — женщина, которая хочет…

— Мне даже пришлось делать из себя придурка из-за одной бабы, — продолжал он, даже не обращая внимания на ее слова. — Хоть я и был беден и горел страстью к работе, я вынужден был волочиться за женщиной и в конце концов убедить ее, чтобы она удрала от своего мужа. Зато потом я думал, что уже никогда не смогу от нее избавиться. На это у меня ушли годы, прежде чем я понял то, что знаю теперь: нет ничего и никого важнее собственной работы. Если бы еще тогда кто-нибудь схватил меня, врезал пару раз и сказал то, что я теперь говорю вам: у таких людей, как мы, нет ничего, важнее работы. Нас мало таких, кто так устроен, и мы делаем работу за весь мир. Все остальные могут только стоять и глазеть на то, что создаем мы.

Он вырвал ее из привычного мира, и теперь она стояла рядом с ним, словно сжигаемая огнем.

— Мне следует разбить это на куски и не начинать снова, пока я не пройду курс анатомии? — спросила она.

— Вы с ума сошли, — нетерпеливо сказал он. — Это хорошо, слишком хорошо, чтобы улучшать. Чертовски хорошо, и вам надо доделать скульптуру.

— Я хотела сделать это в мраморе.

— Ну нет. Мрамор оставьте для самых лучших вещей. Я дал вам высечь тот фонтан только для того, чтобы посмотреть, насколько вы с этим умеете обращаться. В один прекрасный день вы отбросите глину и уже не прикоснетесь к ней. Вы предназначены к ваянию, а не к лепке. Но вот это пойдет для бронзы. Я отошлю фигуру сам. И знаете что, я подам за вас заявку на конкурс. Я знаю одного типа, который хочет что-то в этом роде для больницы, построенной в честь его отца. Это подойдет. Я переговорю с ним.

Он обошел скульптуру, слегка посвистывая и покачивая своей медвежьей головой.

— Кое-что вам действительно удалось, — сказал он наконец с одобрением. — Вы, правда, сделали снимок деталей, но потом себя преодолели, и кое-что получилось. Эта женщина очень хороша тем, что смотрит вот так в сторону — это было умно с вашей стороны, вы поняли, что ей не надо смотреть ни на мужа, ни на ребенка. Боже мой, почти все люди сказали бы, что она должна смотреть на ребенка, идиоты!

Он натянул обтрепанную кепку аж до ушей.

— Рассчитывайте на то, что во вторник начнете работать с костями.

Через мгновение она услышала, как его автомобиль разбрасывает гравий по дороге.