Перл Бак - Гордое сердце

— Не восхитительна ли я! Ну что за прелесть! — пылко выкрикивала Соня.

Она сидела на большом диване Блейка, подтянув колени к подбородку, мускулистое, сильное тело ее было обтянуто коротким платьем из белого сатина.

— Блейк, вы гений! Я нравлюсь сама себе такой, какой вы меня сделали!

Но Сюзан сказала озабоченно:

— Что-то в ней не так.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Блейк.

На мгновение она забыла, что они супруги, что они все еще любят друг друга. Она забыла, что она жена и что она обращается к мужу. Она видела всего лишь статую, которая не выражала сущности Сони. Блейк наложил на Соню печать собственного стиля. Он не смог укротить себя настолько, чтобы увидеть ее такой, какой она была в действительности. Впервые его обманул инстинкт при выборе материала. В этот момент она осознала, что Блейк в своем творчестве никогда не достигнет большего. Какой бы сюжет он ни выбирал, он всегда сделает его в своей манере, иначе он не справится с ним.

— Мне не кажется, что к ней подходит глина, Блейк, — сказала Сюзан. Она пригляделась к Соне. — Посмотри на форму ее головы и на ее тело. Она явно принадлежит к тому типу, который надо резать в камне. Я часто об этом думала. И танец у нее глиптический — я хочу этим сказать, что можно было бы создать серию ее фигур в мраморе или в другом камне, но довольно твердом, может быть, в хептонвудском. Она не такая хрупкая, какой ты ее представил — она массивная — отсюда и мощь ее танца. Ты же, наоборот, сделал ее эфирной, чтобы глина выдержала ее, но даже и в этом случае она недостаточно прочна. Она просто не далась тебе.

Сразу же Сюзан стало ясно, что она взбесила его.

— Ты настолько отупела от тесания своего камня, что уже ничего другого не понимаешь, — ядовито сказал он. — Кроме того, от меня ничто не ускользает.

— Но ведь мне твои вещи нравятся, Блейк! — запротестовала она.

— Вот это — лучшее из того, что я когда-либо сделал.

— Марсия лучше, — ответила Сюзан.

Она могла льстить ему, уступать и угодничать, но как только речь заходила о творчестве, Сюзан становилась бескомпромиссной. В творчестве человек всегда должен быть честным. Соня смотрела на них странным взглядом; светлые, слегка раскосые глаза на ее скуластом смуглом лице так и светились.

— Вы в ней не узнаете Соню? — резко спросила она Сюзан.

— Нет. Она не говорит вашим голосом. Я слышу, как статуя говорит, когда в ней бьется жизнь. Но эта — всего лишь статуя. Она немая.

— Но я все равно предложу ее Академии, — сказал Блейк.

— Блейк, почему ты на меня злишься? — допытывалась Сюзан, заглядывая ему в глаза.

— Я не злюсь, — ответил он и улыбнулся Соне. — Ты меня только развлекла. Сюзан увидела, что он в упор смотрит на Соню, хотя ярость еще не покинула его. И внезапно ярость обуяла и ее.

— Соня, вы будете мне позировать? — спросила она не дрогнувшим голосом. — Я сделаю вас в мраморе и покажу Блейку, что я имею в виду.

— И вы тоже! — воскликнула Соня и рассмеялась громко и открыто. — А почему бы и нет? Это будет забавно!

— Все. Уходим! — внезапно заявил Блейк. — Я уже больше не могу находиться в этом доме.

Они зашли в бар, куда теперь Блейка часто тянуло. Она наблюдала за ним. Как красиво танцует он с Соней! Сюзан сидела, подперев голову руками и как сторонний наблюдатель восхищалась их красотой и наслаждалась ею. Когда он вернулся и вопросительно посмотрел на нее, приглашая на танец, она покачала головой и улыбнулась.

— Я бы лучше посмотрела, как танцуете вы, — сказала она.

— Но ведь вы не хотите этого! — вырвалось у Сони. Она смотрела на Сюзан широко раскрытыми, изумленными глазами.

— Нет, — сказал Блейк, — она хочет. Этого у Сюзан не отнимешь. Она слишком простодушна для вранья. Ты ведь нисколько не лукавишь, правда, Сюзан?

Он уже не злился, и Сюзан была рада. Ведь она и действительно не была хитрой. Ее мозг не работал столь изощренно, быстро и легко, как у Блейка и его друзей. Ее мышление таинственно исходило из глубины ее естества, и только по прошествии какого-то времени она могла выразить свою мысль, облекая ее в слова. Сюзан улыбнулась Блейку.

— Потанцуйте еще, — попросила она его. — Вы оба такие красивые.

Он засмеялся и встал.

— Ах, Сюзан, моя образцовая жена! Пойдемте, Соня!

Они танцевали. Откуда-то сверху упал круг белого света и нашел их в танцующей толпе. Люди узнали Соню, и Блейк был горд, что они видят его с ней. Лицо его было словно высечено из камня, на нем застыло холодное и надменное выражение. Казалось, он никого не видел и ничего не чувствовал, но Сюзан знала, что как раз из-за того, что он все видит, он натягивает маску равнодушия и прикрывает глаза. Оркестр заиграл тихую, плавную мелодию. Только для них. Все остальные замерли, глядя на эту красивую пару. Сюзан рисовала карандашом, одолженным у официанта, быстрыми, уверенными штрихами Соню, какой она должна была родиться в мраморе. Таким было начало «Танцующей русской» — следующей из ее американской серии.

Когда они вернулись домой, Сюзан первой вошла в гостиную и в дверях с удивлением оглянулась. Она увидела, как в темном холле Блейк прижал к себе Соню и поцеловал ее быстро и жестко. Сюзан отвернулась и быстро пошла к камину. Мгновенно они оказались рядом с ней в комнате, весело посмеиваясь.

— Позвони, чтобы принесли что-нибудь выпить, — попросил ее Блейк. Сюзан не ощущала тепла, хотя Кроун сложил высокую горку поленьев, из которой вырывались высокие языки пламени… Блейк и Соня! Они даже не были возбуждены этим поцелуем. Это означало лишь то, что он не был первым.

— Да, конечно, — сказала она рассеянно. Она присела на край дивана и протянула руки к огню. Ей было холодно. Кроун принес виски и содовую. Так как Сюзан никогда не пила, то в третий стакан он не налил.

— Кроун! — резко сказала она. — Пожалуйста, налейте и мне!

— Да, мадам, — сказал он удивленно, и Сюзан, спохватившись, заметила, обращаясь ко всем троим:

— Немножко холодно, не так ли?

— Мне — нет! — засмеялась Соня. — Мне всегда жарко. Ах, как мне хочется спать! — Соня зевнула и прикрыла рот смуглой рукой. — Отвезите меня домой, Блейк, вот только выпью еще один стаканчик! Сюзан, так я приду к вам завтра в десять, да? У меня такое сумасшедшее желание, просто жажда быть высеченной в мраморе. Мрамор переживет века, так ведь? И когда от меня останется прах, и мое изображение работы Блейка развалится, как старая глиняная ваза, мрамор все еще будет существовать.

— Да, — сказала Сюзан.

Нет, они не были возбуждены. Этот их поцелуй не был первым.

Она лежала в постели в своей комнате и ждала, пока Блейк не вернется из гостиницы, где жила Соня. Он пришел очень быстро, не задержавшись там, и присел к ней на постель. Он был столь естественным, столь милым, что у нее не хватило духа спросить у него: «Почему вы с Соней целуетесь?»