Барбара Картленд - Терпеливый жених

«С какой стати я должен соглашаться на такую жертву? Почему?..» — снова и снова страдальчески вопрошало его сердце.

И в который раз ответ пришел в виде расплывающихся перед глазами лиц детей: бледных, худых…

Возвращаясь из адвокатской конторы, граф рассчитал точную дату побега своего гнусного дядюшки.

Свои украденные пожитки тот начал укладывать наверняка еще, когда услышал о смерти вице-короля.

Это означало, что вот уже месяц его люди голодают, не получая даже самых необходимых для существования вещей.

От поверенного граф узнал, что, как только газеты запестрели заголовками о жестоком убийстве индийского вице-короля, Бэзил Берн как-то странно засуетился. Через две недели он покинул имение Рейнбернов.

По предположению графа, те две недели дядя ускоренными темпами продавал те жалкие крохи, что еще оставались нетронутыми, а заодно закрывал банковские счета.

Дело дошло до смешного: Бэзил Берн с настойчивостью сумасшедшего избавлялся от предметов домашнего обихода, включая даже мелкую кухонную утварь. По-видимому, он желал окончательно разорить племянника.

Теперь, когда граф получит от лорда Фрезера обещанную сумму, он по крайней мере сможет выкупить хотя бы некоторые фамильные реликвии, принадлежавшие отцу и матери.

Но вначале, конечно, нужно восстановить то, что осталось от самого замка, и навести порядок в деревне.

Владения графа были обширны и включали в себя далеко не одну деревню. Ему довелось лицезреть ужасные последствия голода лишь в ближайшей из них. Однако оставались и другие земли, находящиеся в отдалении от замка, где люди также сильно пострадали от беззаконий мистера Бэзила Берна.

Чем больше граф думал о необъятных размерах подотчетных ему территорий, тем более он убеждался, что от обещанных лордом Фрезером двадцати пяти тысяч фунтов едва ли останется хотя бы пенни.

Все это время в кабинете царила атмосфера напряженного молчания; напряженного со стороны графа и спокойно-ироничного — лорда Фрезера, так как тот, по-видимому, не сомневался в положительном ответе своего собеседника.

Лорд весьма хитроумно расставил капканы: жертве некуда было деваться.

С чувством собственного достоинства, которому мог бы позавидовать даже сам граф Мейонский, юноша обратился к застывшему в молчании Фрезеру:

— Я принимаю ваше предложение, милорд. Принимаю и благодарю за то, что в столь трудной и непредвиденной ситуации вы пошли мне навстречу, протянув руку помощи.

Произнося слова благодарности, он даже не смотрел в сторону лорда.

Само выражение сытого удовлетворения, блестевшее в глазах последнего, было непереносимо его душе.

Немного помолчав, граф добавил:

— А теперь мне нужно ехать в поместье, чтобы объявить об изменившемся положении вещей.

После короткой паузы он счел необходимым уточнить еще некоторые вопросы, касающиеся предстоящего бракосочетания:

— Надеюсь, мы обойдемся без ненужных ритуалов? Я имею в виду праздник… и все такое…

— Никакого праздника! — резко ответил лорд. — Не вижу надобности оповещать всех и вся о чисто семейном решении.

Слова лорда удивили графа, что, по всей видимости, отразилось у него на лице.

Сделав минутную паузу, лорд продолжал:

— Соседские поместья и так полны слухов о непристойном поведении вашего дяди. К тому же я считаю, что этим людям совсем ни к чему знать о вашей женитьбе на моей дочери. Тем более что женитесь вы сугубо по причине отсутствия других шансов хоть как-то поправить положение дел в замке. Зачем же шокировать население?

Графу тоже не улыбалась перспектива шокировать кого бы то ни было. Он понимал, что их свадьба, скороспелая до неприличия, и без того вызовет в округе немало кривотолков, когда слухи о ней достигнут любопытных ушей.

А впрочем, не все ли равно, что думают люди? К чему волноваться о том, что происходит в чужой душе?..

В этот момент юношу почему-то посетил образ горячо любимого отца. Хорошо, что ему не довелось дожить до этого дня…

Он бы так разволновался, что начал бы отговаривать сына от решительного шага, доказывая тем самым, что нищета лучше неволи.

«Да, отец, ты прав, — думал граф, отъезжая от Уоттон-Холла. — Ты прав, нет ничего хуже неволи. Но разве могу я поступить иначе?»

Юноша прекрасно осознавал, что его принудили, вырвали согласие на брак грязным шантажом.

До конца своих дней он не сможет простить себе этого шага, и никакое понимание неизбежности не в силах изгладить боль.

Впереди у него два дня свободы. Всего два дня, долгих и коротких одновременно. Двух дней вполне достаточно, чтобы набраться храбрости и сказать лорду Фрезеру, что он обойдется без его корыстной помощи. Два дня…

Граф, однако, понимал, что дело тут не только в храбрости, и первая же протекающая крыша жалкого деревенского домишки убедила его в правильности принятого им решения.

— Поезжай-ка в таверну «Лиса и гуси», — отдал распоряжение Уиксу граф.

Чуть поодаль находилась симпатичная маленькая таверна, выкрашенная в белый цвет и безмятежно утопавшая в деревенской зелени в ожидании посетителей.

Впрочем, те обычно не заставляли себя долго ждать — уже на протяжении многих лет таверна являлась излюбленным местом здешних жителей.

Дня не проходило, чтобы, возвращаясь с полей, они обошли стороной ее гостеприимные стены: там их встречал всегда приветливый Джо Хиггинс, и там же их дожидался излюбленный стаканчик имбирного эля.

Так было когда-то, а сейчас… Кто знает, что с тех пор изменилось?..

Граф огляделся. Все та же яркая зелень травы и деревьев, только вот серые утки уже не плавают по зеркальной поверхности пруда.

Должно быть, изголодавшиеся работники изловили бедняжек и приготовили себе из них обед.

Напротив таверны граф заметил троих пожилых мужчин, сидевших на грубо сколоченных деревянных скамейках.

Перед скамейками стоял покосившийся столик, предназначавшийся, очевидно, для кружек с пивом.

Сегодня столик пустовал, мужчины уныло сгорбились: курить было нечего; элем, видимо, здесь тоже давно не пахло.

Граф подумал, что и сами-то посетители захаживают сюда просто в силу старой привычки.

Ладно… Хорошо хоть «Лиса и гуси» на своем привычном месте…

Повозка, запряженная лошадьми, подкатила к таверне, и трое праздных наблюдателей с удивлением воззрились на выходящего из нее графа.

Однако даже удивление никак не оживило их угрюмо сгорбленные спины.

Раньше бы эти крестьянские лица озарились улыбкой, а натруженные руки потянулись бы в знак приветствия к задорному чубу.

Минуя их застывшие фигуры, граф не вымолвил ни слова.

Войдя в таверну, он сразу направился к стойке, в полной уверенности, что улыбчивый Джо Хиггинс вот-вот выбежит ему навстречу.