Барбара Картленд - Терпеливый жених

Нынешний лорд с отцом графа не поделили в свое время близлежащий лес, известный в округе как Монкс Вуд.

Лес и вправду был хорош, только вот находился на самой границе двух имений.

Граф Рейнбернский, отец Майкла, заявлял, что лес, без всякого сомнения, принадлежит ему.

В ответ на это лорд раздобыл где-то старинную карту местных земель, по которой выходило, что оспариваемый участок издревле относится к территории, занимаемой ныне его собственным поместьем.

Таким образом, яростный спор двух почтенных джентльменов продолжался, причем никто из них не собирался уступать.

Незадолго до смерти старый граф сказал сыну, что поток грубых писем от лорда до сих пор не прекратился и что якобы их егеря мешают лорду спокойно охотиться в лесу.

— Надо же, каков наглец! — возмущался отец Майкла. — Сколько живу на свете, а с такой неслыханной дерзостью встречаюсь впервые. Да эти земли еще с тринадцатого века вошли во владение Рейнбернов, и никакой миллион карт меня в этом не разубедит!

Отправившись в Индию, Майкл на время позабыл о земельных разногласиях с соседом по поместью.

Теперь же вспыхнувшая когда-то вражда вполне может сослужить ему добрую службу. Кому нужны вечные споры? Как знать, если он предложит лорду оставить напрасные дрязги и великодушно уступит лес, может быть, тот пойдет Майклу навстречу? Например, одолжит определенную сумму денег, необходимых для восстановления запущенного хозяйства…

Правда, юноша не знал, какова стоимость подобного участка.

Но зато за годы, проведенные в Индии с наместником, он научился прекрасно возделывать землю и, казалось, мог теперь заставить плодоносить даже камень.

Майкл вспомнил, как они показывали местным жителям секреты земледелия и скотоводства.

Нелегкое это было дело, но мастерство и упорство, с которым наместник обучал несмышленых туземцев, вселили в душу Майкла неистощимый оптимизм. Он всей душой уверовал, что и сам способен творить чудеса, даже на самой голодной земле.

И вот теперь жизнь предоставляет ему шанс воплотить на практике полученные знания.

Все будет хорошо, ведь графское поместье гораздо меньше Индии, значит, и дело пойдет быстрее!

И вот граф отдал распоряжение старому кучеру поворачивать в сторону Уоттон-Холла.

Уикс не сразу бросился исполнять приказ своего хозяина. Годы добросовестной службы давали ему право иногда вступать с графом в диалог.

— Вашей светлости не удастся даже словом перемолвиться с лордом!.. Сколько себя помню, он и с вашим отцом воевал, и вас, похоже, знать не желает.

— Все это мне, право, известно, — мягко ответил граф, — но есть у меня кое-что, способное заставить лорда изменить свое мнение. Думаю, враждебность этого человека улетучится, как только я начну с ним говорить.

Возможно, старый слуга и понял сокровенный ход мыслей своего хозяина, однако виду не подал.

Граф с благодарностью поглядел на седины Уикса и подумал о том, что пришлось пережить его людям.

Воистину, все они находились на грани голодной смерти и чудом ее избежали. Кормились скудными плодами из сада — благо, садовник остался в поместье и помаленьку ухаживал за фруктовыми деревьями и грядками.

Иногда удавалось поймать кролика или подстрелить на озере дикую утку — тогда пир был горой.

Лебеди же давно покинули эти края, ведь Бэзил Берн почти сразу перестал кормить их.

Бедные крестьяне со слезами на глазах рассказывали вернувшемуся хозяину о беззакониях, творимых его дядей, и тот с каждым таким рассказом ненавидел Бэзила Берна все сильнее.

Ненавидеть-то ненавидел, а изменить ничего не мог: негодяй давным-давно благополучно переправился на другой берег Атлантического океана.

Граф понимал, что боль и обида местных жителей нипочем Бэзилу Берну. Тому было все равно, что после него осталось.

Предаваться тягостному унынию не было смысла. Теперь единственно значимой и реально достижимой целью для графа стало желание накормить изголодавшихся стариков и детей, восстановить запущенное хозяйство.

Редкие люди еще продолжали возделывать землю, давно разуверившись, что когда-нибудь их труды будут вознаграждены.

Снова и снова граф ужасался тому, что происходило в его родном поместье все эти годы.

Он был так счастлив в Индии, так беззаботно счастлив! А в это время люди голодали, поля зарастали сорняками, а замок день за днем терял былое величие и наполнялся пыльной пустотой.

Предавшись этой череде мрачных, мучительных мыслей, граф не сразу заметил, что они уже подъезжают к Уоттон-Холлу.

Ухоженность и процветающий вид соседских земель больно кольнули его и так растревоженное сердце.

Было видно, что охотничьи домики совсем недавно покрасили, и теперь они выглядели удивительно опрятно.

Железные ворота призывно блестели, словно приглашая всех присоединиться к размеренной и привольной жизни поместья.

Конечно, никому бы и в голову не пришло сравнивать величественный графский замок с Уоттон-Холлом.

Однако последний поражал любого, в него входящего, своей добротностью и каким-то особым очарованием.

Выдержанный в раннем викторианском стиле, он, безусловно, производил неизгладимое впечатление на посетителей.

Когда изукрашенные портиками ворота Уоттон-Холла остались позади, мысли графа обратились к его гордому владельцу.

Наверняка тот несказанно удивится столь неожиданному визиту своего соседа.

Приближаясь к цели своей поездки, граф начал нервничать. Хотя то, что он испытывал, уместнее было бы назвать внутренним стеснением незваного гостя.

И тут он вспомнил, как горячо любимый им наставник располагал к себе совершенно незнакомых людей в абсолютно непредсказуемых ситуациях.

Магнетизм, которым тот обладал, в Индии называли харизмой.

Харизма, как сейчас припомнилось юноше, проявлялась во всем: и в уверенной манере поддерживать разговор, и в прямом открытом взгляде.

Судьба сводила его с множеством людей, и все они находили его общество легким и приятным.

Непринужденность обращения вице-короля не предполагала фамильярности, ибо чувство собственного достоинства мягко светилось во всем его облике.

Теперь Майкл понял, что работавшие с вице-королем люди не просто любили его за доброту и справедливость, но и ценили его необычайную способность решать самые разнообразные деловые вопросы.

«Какое счастье, — подумал юноша, — что моим учителем все это время был именно граф Мейонский! Его незабвенный пример будет вдохновлять меня всегда, даже в разговоре с лордом Фрезером».

Очень смышленый на вид привратник и двое дворецких с удивлением посмотрели на вошедшего в холл графа.

Тот протянул одному из них свою шляпу и проследовал за дворецким к необычайно широкой двери, за которой, должно быть, начиналась домашняя библиотека лорда Фрезера или его кабинет.