Елена Арсеньева - Еще одна из дома Романовых

Герцогиня Алиса теперь могла не бояться хотя бы за Эллу, она ведь и так была вне себя от страха! Дети болели очень тяжело, и она металась из комнаты в комнату, пытаясь отогнать от них смерть, которая – она это чувствовала! – стояла так близко.

Потом этой костлявой старухе надоело стоять без дела, и она забрала свою первую жертву. Это была бедняжка Мари – самая младшая девочка, которую все звали на английский лад Мэй.

Когда бедную малышку, уснувшую навеки, накрыли белым покрывалом, Алиса утерла слезы и зашла проведать Эрни. Ему уже стало лучше, он был полон жажды деятельности и очень хотел передать что-нибудь маленькой сестричке, которую очень любил.

– Мамочка, ну отдайте ей вот этих солдатиков, они ей так нравятся! – твердил он, чуть не плача, потому что мать никак не соглашалась. – Почему вы не хотите порадовать нашу милую Мэй?

Тут Алиса не выдержала и сказала, что нашу милую Мэй уже ничто не может порадовать – ничто из земных суетных мелочей!

Эрни в ужасе приподнялся в постели и прильнул к матери, плача и целуя ее, пытаясь утешить в страшном горе. Они долго плакали вместе, решив никому больше не говорить о смерти Мэй, пока все дети не выздоровеют. На другой день после этой трогательной сцены Алиса не смогла подняться с постели и отправиться к детям и мужу. Они поправлялись, а она чувствовала себя все хуже и хуже. Ее бред был легок, она улыбалась и повторяла: «Мэй, милый папа…» Вскоре Алиса соединилась с отцом, умершим семнадцать лет назад, и с младшей дочерью, покинувшей земные пределы так недавно…

На другой день герцог Мекленбург-Шверинский, у которого жила Элла, призвал ее к себе и с глубокой печалью сообщил ей о смерти матери и сестры (об этом девочке пока ничего не говорили).

Элла выслушала, опустила голову и, не проронив ни слезинки, отправилась к себе в комнату собираться: она должна была как можно скорее вернуться домой, чтобы успеть на похороны матери.

Факельщики-мортусы сопровождали колесницу, запряженную шестеркой черных лошадей с траурными плюмажами. На колеснице стоял гроб, покрытый, согласно последней воле покойной герцогини, флагом Британии. Потом в усыпальнице установили надгробие: Алиса прижимает к себе мертвую Мэй.

Дети, едва оправившиеся от болезни, были оставлены дома. Алису провожали только великий герцог Людвиг – он с трудом держался на ногах – и Элла. Отец не мог сдержать слез, дочь же по-прежнему не уронила ни одной.

– Как ты можешь быть такой бесчувственной, неужели тебе не больно? – спросил рыдающий Эрни, когда Элла зашла его проведать.

Элла молча ушла в свою комнату, зажгла свечу и поднесла к ней ладонь. Она и в самом деле ничего не чувствовала, и за это ей было стыдно. И потому девочка хотела наказать себя (а заодно и проверить!), но, лишь только пламя лизнуло кожу, со стоном отдернула руку. Наконец-то она смогла заплакать, но это были слезы боли физической, а не душевной. Впрочем, и душевная тоже присутствовала: Элле было стыдно за себя. Она считает себя совершенством, а не может как следует оплакать свое сиротство…

Она проснулась… Сон рассеялся, призраки исчезли, но не исчезла боль. Кожу под ночной сорочкой так жгло, что невозможно было ее коснуться.

Элла не решилась встать с постели в темноте – очень уж страшно было, а вдруг призраки вернутся?! – и терпела, пока не рассвело. Наконец она дошла до туалетного столика, задрала рубашку, посмотрела в зеркало. И вскрикнула от ужаса: на коже появилось семь красных уродливых пятен!

Элла торопливо одернула рубашку, кинулась к двери, чтобы позвать на помощь – пусть ей принесут масло или что угодно для облегчения боли, – но замерла.

Показать эти пятна значило предстать раздетой перед кучей народу! Врачи, сестры, отец, служанки… наверное, и священники захотят это увидеть. Ведь это не просто ожоги – это что-то вроде стигматов… Хотя нет, не совсем: стигматы, кровоточащие раны, открывались на телах религиозных подвижников в тех местах, где должны были находиться раны распятого Христа, а у нее просто пятна на ребрах, напоминающие ожоги, отвратительные пятна… Нет, Элла их никому не покажет! Кривые ноги, да еще эти пятна… О нет, нет! Конечно, больно, но ведь боль когда-нибудь, со временем, пройдет – и следы ожогов заживут!

Элла почти угадала. Со временем боль прошла, да, однако, следы ожогов не исчезли. Годы шли, а странные следы даже не уменьшились, но выглядели теперь как самые обыкновенные родимые пятна. То, что они не исчезли, еще больше укрепило Эллу в ее решении никогда не показываться никому раздетой…

Но чем больше проходило времени, тем отчетливей она понимала, насколько это будет трудно. Ну ладно, ей удалось отделаться от Вилли, но бабушка теперь прочит ей в мужья Фридриха Баденского, внука кайзера Вильгельма Первого, кузена Вилли. Если Элла избавится и от этого жениха, ей будут искать новых и новых. Единственное спасение – уйти в монастырь, но этот выход ее пугал. Жизнь так прекрасна… в монастыре нельзя наслаждаться собственной красотой и совершенством, можно будет только гордиться уродливыми пятнами как первой ступенью на пути к святости… Но Элла была еще не готова идти этим путем без оглядки!

Значит, все дело только в том, чтобы правильно выйти замуж. Ей приходилось слышать о несчастных женщинах, которые были вроде и при мужьях, но все же мужья не уделяли им внимания. Например, король Карл Вюртембергский, за которого вышла русская принцесса Ольга Николаевна… Поскольку Вилли был его племянником (сыном сестры короля Карла), при прусском дворе довольно часто обсуждались наклонности дядюшки. Говорили, что подобные пристрастия были в большой моде у римских императоров, а потому простительны, но Вилли их презирал. Элла скорей отрезала бы себе язык, чем взялась бы обсуждать с кем-нибудь эту скользкую тему, однако уши она себе отрезать не собиралась, а потому кое-что слышала – и знала: детей у короля и королевы Вюртембергских не было потому, что его величество Карл ни разу не взошел на ложе своей супруги. Да, он ей изменял, однако ночи он проводил с молодыми красавцами, а не с красавицами!

Но если король не восходил к своей королеве на ложе, значит, не видел ее обнаженной?.. Значит, так! Вот какой муж нужен Элле! Schwule, так называют их, этих любителей мужчин, Schwule или Urning…