Виолен Ванойк - Мессалина

Когда сообщение о свадьбе Мессалины и Гая достигло ушей Нарцисса, он поспешил собрать своих коллег-вольноотпущенников — Каллиста и Палланта.

— Друзья мои, — сказал он, убедившись, что им все известно о готовящемся неслыханном событии, — когда комедиант вроде Мнестера нагло оскверняет императорское ложе — пусть будет так! Он оскорбляет властителя, но не замышляет его свержения. Но что говорить о молодом человеке знатного происхождения, деятельном и властолюбивом, получившем консульство, который, не довольствуясь связью с той, кого народ по-прежнему считает императрицей, дерзает заключить с ней брак официально?

— Можно подумать, что это безумец, который настолько ослеплен своей любовью, что не видит разверзшейся перед ним пропасти, — сказал Паллант.

— Неужто Гай Силий, этот блюститель нравов, способен сознательно пойти на такую глупость? — воскликнул, разгорячившись, Нарцисс. — Я не могу в это поверить. Нетрудно предвидеть, что ему останется сделать после этой женитьбы. Я убежден, что это будет первым актом заговора с целью свергнуть Клавдия и посадить этого будущего консула на императорский трон.

Оба грека встревоженно молчали, обдумывая перспективу, которая вдруг представилась им очевидной.

— Вам, как и мне, хорошо известно, — продолжал Нарцисс, — какие чувства питает к нам Мессалина и как она к нам относится. Наши благополучие и власть зависят от Клавдия. Если он будет свергнут, нам не придется ждать ничего хорошего от женщины, которая не только ненавидит нас, но и завидует тому богатству, которое каждый из нас сумел скопить. Если Мессалине удастся ее затея, если Силий придет к власти, нас всех троих предадут смерти, а имущество конфискуют.

— Боюсь, Нарцисс, что твои рассуждения верны, — согласился Паллант. — Нам остается пойти к Мессалине и пригрозить ей с глазу на глаз, что мы обо всем сообщим Клавдию, если она не откажется от намерения вступить в этот брак. Надо убедить ее бросить Силия и вернуться к Клавдию, пообещав, что тогда безумство, которое она собирается совершить, останется в тайне.

— Если мы будем действовать таким образом, — вступил в разговор Каллист, — то гибель наша предрешена. Благоразумней было бы выждать и в зависимости от того, как повернутся события, оказать поддержку Мессалине или Клавдию.

— Надо еще заручиться благосклонностью Мессалины, — ответил Нарцисс. — Я вижу, ваша трусость грозит погубить нас всех. Идите к себе и предоставьте мне действовать. Мессалину надо обвинить перед Клавдием, причем так, чтобы она ничего не заподозрила заранее и не знала имени обвинителя. Ведь даже если она потерпит неудачу с Силием, она способна вернуть себе власть над Клавдием и убедить императора в том, что она невиновна. Если же она узнает, что мы что-то против нее замышляли, а Клавдий останется у власти, мы все трое будем рано или поздно приговорены к смерти.

Заручившись доверием Палланта и Каллиста, Нарцисс отправился в Остию.

Желая продемонстрировать свои намерения и напомнить, что она по-прежнему — императрица, Мессалина накануне дня свадьбы вернулась в покои императорского дворца, чтобы там подготовиться к предстоящему торжеству и чтобы дворец на следующий день стал местом начала свадебного шествия. Она почти не могла спать — так жгло ее нетерпение, так раздражало ожидание, и, едва забрезжил рассвет, она, встав с постели, принялась совершать омовения и одеваться. Ей захотелось надеть традиционную тунику, без каймы, с завязывающимся двойным узлом шерстяным поясом, как у совсем молоденькой новобрачной, а на плечи набросить шафранового цвета плащ. Золоченые сандалии, золотое ожерелье, миртовый венок поверх сверкающего покрывала, под которое были убраны тщательно причесанные волосы, — вот и все ее украшения.

Силий со своими многочисленными друзьями отважился явиться во дворец за невестой. Когда она появилась в сопровождении служанок, ее встретили горячими рукоплесканиями. Она и Гай направились к алтарю, расположенному в небольшой постройке в глубине двора, чтобы присутствовать при заклании овцы. Все возрадовались, когда авгур, рассмотрев внутренности жертвы, объявил, что свадьба происходит при наилучших предзнаменованиях.

После того как жених и невеста выразили обоюдное согласие вступить в брак, Тит Прокул, военачальник из мессалининой охраны, подошел к одному из окон зала, выходившему на широкую площадь, где собралась большая толпа. Накануне Гай распространил слух о бракосочетании во дворце, желая, чтобы это мероприятие проходило при большом стечении народа.

«Да здравствует императрица! Да здравствует римский народ!» — прокричал Прокул, когда в окне показались Мессалина рядом с Гаем и двое ее детей.

Толпа устроила императрице бурную овацию, тем более что по ее приказанию из окон дворца на собравшихся полился буквально дождь динариев. Из всех ртов вырывались крики радости и пожелания счастья, каждый повторял ритуальное «Талассий! Талассий!»

В окружении толпы, изумленной, но радостной от предвкушения веселий, свадебная процессия покинула дворец и направилась к дому Силия, где должен был состояться пир.

Хитроумный Мнестер, которому Мессалина посулила золотые горы в случае, если удастся ее предприятие, взял на себя обязанности организатора празднества. Он велел посыпать растения в саду Силия коралловой пудрой, которая под лучами солнца отливала цветом зари, и установить бродильные чаны и виноградные прессы, которые напоминали бы о периоде сбора винограда и приготовлении вина. Столы и ложа были расставлены в аллеях, портиках и залах дома — владение Силия, таким образом, превратилось в огромное пиршественное пространство.

— Вспомни, — сказал Мнестер Мессалине, — твой предок Антоний любил увенчивать себя ветвями виноградной лозы и именоваться Новым Дионисом. Однажды он въехал в Эфес, наряженный Вакхом, сидя на колеснице в окружении хмельных селен и вакханок. Сама Клеопатра любила одеваться вакханкой и веселиться на праздниках в честь Диониса, которые они с Антонием устраивали для своих друзей. Было бы хорошо, если б эта свадьба положила начало такой традиции и ты была бы вакханкой, а Силий — твоим новым Дионисом.

Идея безумно понравилась Мессалине, поручившей комедианту подготовку этих игр.

Полунагие женщины, одетые лишь в шкуры коз, ланей и пантер, встретили новобрачных, потрясая тирсами, распевая оргиастические гимны и пританцовывая. Все возлегли на ложа, и молодые люди, наряженные сатирами, с накладными лошадиными ушами и хвостами, принялись наполнять чаши, черпая вино из виноградных прессов, как если бы уже перебродивший вспененный сок лился прямо из виноградных гроздьев.