Элизабет Чедвик - Лавина чувств

— Позволь мне только сначала привести себя в порядок и позавтракать. А потом видно будет, — ответил он и направился к дому. Мартин, как ягненок, поскакал за ним, торопливо рассказывая о разных чудесах, которые можно будет увидеть в Смитфилде.

— А еще там есть настоящая русалка, — заявил он, когда они уже вошли в гостиную. — Голая вот досюда… Но, чтобы взглянуть на нее, надо выложить целое пенни.

Джослин знал эту «русалку», так как, участвуя в турнирах, он не мог пройти мимо ярмарок, обычно организуемых рядом с турнирными боями. Единственное, что ее сближало с рыбой, это матросы, которым она отдавала предпочтение в борделях Саутхемптона. Длинные белые волосы были всего лишь париком, а «хвост» был сделан из искусно сшитой змеиной кожи. Он мог бы назвать ее грудь красивой, если бы не знал других женщин. В любом случае одного пенни было многовато.

— На такие деньги мы лучше купим имбирный пряник, — сказал он Мартину и, побледнев, остановился, заметив спускавшуюся к ним леди Агнес. Судя по выражению ее лица она была не в лучшем настроении.

— Где ты был? — набросилась она на Мартина, схватив его за руку. — Иди переодень рубаху. И поторопись. Через час мы должны быть у наместника, а ты похож на грязного мальчишку, слезшего с повозки какого-нибудь наемника.

Мартин, возможно, и был самоуверен, но далеко не глуп, поэтому решил, что лучше подчиниться матери, и побежал, корча на ходу рожи.

Настроение Агнес, конечно, было испорчено появлением Джослина. Она знала, что вчера ночью он вовлек Рагнара в драку. Холодная учтивость в его взгляде сейчас еще больше злила ее. Она могла бы заявить, что он вырос в сточной канаве, будь она уверена, что сама совершенно непричастна к его воспитанию.

Джослин сел на скамью и взял небольшую булочку из плетеной хлебницы, стоявшей в центре стола. Затем он налил себе кружку светлого пива. Он, безусловно, мог бы усесться за хозяйский стол и потребовать лучшего белого хлеба и вина, но сегодня утром ему не хотелось лишних неприятностей.

— Где отец? — спросил он, оглядев гостиную и заметив, кроме прислуги, только своих людей, устало сидевших в углу. Никого из людей де Роше не было видно. На мгновение ему показалось, что она не намерена отвечать. Ее глаза прищурились, а тонкие ноздри задрожали. Все выражение ее лица говорило: «Не твое собачье дело», — но за свою жизнь она хорошо усвоила, как должна вести себя с мужчинами, и потому не осмелилась открыто игнорировать его вопрос.

— Он уехал, чтобы забрать Рагнара из дома Лестеров, — холодно ответила она, поворачиваясь к нему спиной и обращаясь к прислуге.

Джослин нахмурился и начал есть. Вид Рагнара отца явно не порадует, подумал он. Двадцатитрехлетний Рагнар, полный злобы и ярости, был уже слишком взрослым и опасным, чтобы его можно было отхлестать ремнем, как непослушного ребенка. Джослин посмотрел на разбитые пальцы правой руки, попробовал сжать их и поморщился от боли.

Агнес прошла мимо него, стараясь сохранять на лице спокойствие. Прислуга последовала за ней. Джослин решил, что ему лучше уйти и оставить Агнес в покое. Поспешно дожевав последний кусок хлеба, он вышел во двор, прихватив с собой кружку с пивом, которое собирался допить наедине. Но, похоже, он поторопился. Едва Джослин вышел из дома, как во двор въехал его отец, а за ним, немного отстав, — Рагнар. Было видно, что оба находятся в дурном настроении.

Железное Сердце спрыгнул с лошади и наградил помощника конюха оплеухой, за то что тот замешкался с поводьями. Он быстро направился к дому, но убавил шаг, заметив Джослина. На лице Железного Сердца проступили скулы. Он подошел к Джослину, не пытаясь скрыть своего гнева.

— Значит, был у Лестера! — проревел он. — Во всем Лондоне ты не мог найти другого места для драки! Ты позоришь меня и мою кровь!

Джослин, не решаясь взглянуть отцу в глаза, смотрел на Рагнара, все еще сидевшего на лошади.

— У меня были на то причины, — быстро проговорил он, крепко сжимая пальцами ручку кружки.

— Лестер говорит, что ты был слишком пьян. Он с радостью пересказывал мне все подробности, пока я стягивал Рагнара с потаскухи, на которой он заснул, — продолжал, по-прежнему возбужденно, Железное Сердце. — Мне, наверное, лучше было дать обет безбрачия, чем породить таких безмозглых сыновей, которые до сих пор висят у меня на шее!

— Я не был пьян, просто меня разозлили, — пробормотал Джослин.

— Еще вчера вечером, когда ты был здесь, ты знал, на что идешь. Дюжина свидетелей утверждают, что драку затеял именно ты!

Голова Джослина слегка дернулась, словно он получил по ней удар. Он ничего не ответил, уставившись перед собой. Ни за что на свете не сможет он повторить то оскорбление, которое подстрекнуло его на драку.

— И дай мне пройти! — проворчал Железное Сердце. — Я хочу пропустить немного вина, а то у меня в горле все пересохло.

Войдя в дом, он, будто раненый медведь, заревел на свою жену.

Рагнар вплотную подъехал к Джослину, нарочно не остановив лошадь, пытаясь запугать брата.

— Думаю, если ты поскорее уберешься отсюда, тебе же самому будет лучше, — усмехаясь, заметил он.

— Как всегда, ты думаешь неверно, — ответил Джослин, с ненавистью поглядывая на него.

Лицо Рагнара покрылось капельками пота. Огромный синяк красовался вокруг его левого глаза, по которому Джослин вчера ударил со всей силы. Рыжеватая бородка окаймляла плотно сжатые губы.

— Когда-нибудь я стану хозяином всех имений отца, а у тебя ничего не будет, — сказал он, стараясь уколоть Джослина. Его лошадь затопала и замахала хвостом, задев им руку Джослина, все еще державшего кружку с пивом. Джослин все-таки решил ответить:

— Ты, Рагнар, совершенно не видишь никакой разницы, совершенно не понимаешь, что значит не владеть ничем и быть ничем, — с презрением сказал он и выплеснул из кружки остатки пива на землю. — Я могу продать свой меч, но никогда не продам честь.

Казалось, что вот-вот может завязаться очередная драка, но громкий голос Железного Сердца, доносившийся из дома через открытую дверь, сдерживал обоих соперников. Рагнар посмотрел сверху на Джослина взглядом, который был красноречивее любых слов, и, сжимая пальцами поводья, развернул лошадь, направившись к давно поджидавшему его конюху. Разворачиваясь, его неуклюжая кобыла чуть не задела Джослина, заставив его отойти назад. Одним копытом она наступила на то место, куда Джослин вылил остатки пива. Он с изумлением рассматривал образовавшуюся в пыли темную ямку, затем посмотрел вслед брату. Рагнар был высок и широкоплеч, а синий бархат, из которого был сшит его костюм, должно быть, обошелся домашнему бюджету леди Агнес в несколько шиллингов.

Рагнар не мог знать, что значит заночевать у дороги, потому что тебе больше не к кому ехать. Он не знал, что значит отвоевывать каждый кусок хлеба и собирать хворост под холодным, пронизывающим до костей дождем, когда настолько от всего устаешь, что хочется просто лечь и умереть, но приходится находить в себе силы, так как от твоей жизни зависит жизнь других людей. Рагнар не знал, что такое настоящий голод.