Барбара Бенедикт - Судьба

Хорошая шутка, но только очень прямолинейная. Дори, с ее открытым лицом и отсутствием хитрости, и дня не прожила бы при дворе.

— Мне еще многое нужно сделать, — сказал он. — Но я подумал, что тебя следует предупредить. Твое имя включили в число танцоров на Празднике.

— Мое?

Когда Туза узнал об этом, он удивился не меньше. Всю дорогу он раздумывал о причине такого решения и о том, кто ответствен за него. Ходили слухи, что сам царь настоял на этом.

— Челиос посинел от злости, — счел он необходимым сообщить ей.

Казалось, она ничего не слышит.

— Но я не могу уйти, — она обернулась к пещере, — Во всяком случае не сейчас.

Туза пожал плечами. Такой ответ ему не понравился.

— Если Челиос не желает твоего успеха, можешь не появляться на тренировках. Но я бы посоветовал тебе быть поближе, где тебя можно быстрее найти.

— Я не хочу оставлять больного человека одного.

— Я так и думал. Возле гавани есть пещеры, и вы можете перейти туда вместе.

Ика изучающе посмотрела на него.

— Что ты задумал, Туза?

Туза рассердился и не смог сдержать раздражения.

— Ты говоришь мне это? Мне, который всегда был рядом с тобой, лгал ради тебя, защищал тебя? Если ты мне не веришь, то кому ты вообще можешь доверять?

Она прикусила губу, снова взглянув в сторону пещеры.

— Я ведь не одна, Туза. Мне иногда кажется, что ты настроен против него.

Туза поморщился. Не следует обнаруживать свою зависть. И потом, какое он имеет право требовать доверия к себе?

— Я ведь только забочусь о твоей безопасности, вот и все… — пояснил он сдержанно.

— Я понимаю. Наверное, ты прав. Действительно лучше, если бы мы перешли поближе к дворцу.

— Скажи, он может передвигаться?

Ика кивнула.

— Да, но только с палкой и быстро устает.

— Ну, тогда нам лучше пойти прямо сейчас. Ты готовься, а я пока поговорю с братом. Надеюсь, что Янос даст нам еды, и ее хватит до праздничных танцев.

— Туза, извини меня, — сказала она тихо, когда он уже повернулся, чтобы уйти. — Мне не следовало сомневаться в тебе.

В нем проснулось чувство вины, ведь он собирался пойти прямо к своему покровителю.

— Я тоже понимаю, — сказал он, отвернув лицо, — ты, должно быть, очень любишь его.

— Всем сердцем.

Туза не думал, что эти слова его так расстроят. Он знал Дори, знал покровителя и подозревал, что вскоре все кардинально изменится.

«Нет, — подумал он, направляясь к деревне, — я совсем не готов к встрече».

Ика заглянула в очередную расщелину, оказавшуюся слишком маленькой и неудобной, как и все предыдущие. Язон, должно быть, уже устал от долгой ходьбы и бесконечных поисков, чудо, что он вообще стоит на ногах.

Она потихоньку начала гневаться и подозревать, что Туза неспроста завел их сюда. Ика уже собиралась подойти к нему и потребовать объяснений, как вдруг споткнулась и заметила еще один разлом в скале.

Ика подумала было позвать Язона и Тузу, но они ушли далеко, и ей не хотелось заставлять их идти назад понапрасну. Сначала нужно разведать, и она проскользнула внутрь и оказалась в огромной, просторной пещере. В центре находился длинный каменный стол, освещаемый светом из разлома сверху.

Она робко шагнула вперед; размеры помещения внушали благоговейный ужас. Ика ощутила покалывание по всему телу, ее охватила странная легкость, и какая-то неведомая сила заставила ее подойти к столу. Она ощутила запах восковых свечей, дым от медного светильника и густой аромат ладана. Пальцы коснулись стола, и вдруг тело ее будто взлетело, и перед ее мысленным взором возникло очередное видение.

Постепенно картина оживлялась. Ика смутно видела, как посвященные жрицы подбегают к столу и отходят от него, держа в руках сосуды с водой и чистые полотнища. Чей-то голос выкрикивает приказания.

Посмотрев на свои длинные, красивые руки и дотронувшись ими до своих губ, она поняла, что приказания отдает она. Или, скорее, та Лара, в сознание которой ей опять удалось проникнуть.

Перед ней на каменном столе лежит Пасифая, ее изящные пальцы уцепились за края каменной плиты, но суставы побелели и так напряжены, что, кажется, сейчас порвут кожу.

«Лишь бы ребенку удалось пройти», — думала Лара. Ика с ужасом заметила раздавшийся живот царицы, ее раздвинутые ноги. И не нужно было ее пронзительного крика, чтобы догадаться о предстоящих родах.

Но Лара была не просто свидетельницей сцены — она в ней участвовала. Судя по бледному лицу царицы, дело обстоит далеко не благополучно.

Жрицы вокруг них опустили глаза, будто, сдерживая страхи при себе, они предотвращают несчастье. Руки Лары заметно дрожат.

— Наора, подойди ко мне, — позвала она главную жрицу. Пасифая вскрикнула вновь, и они с Наорой обменялись тревожными взглядами.

— Ремни, — проговорила Наора, и Лара кивнула ей. Вместе они принялись развязывать священные узлы.

— Бесполезно, — с трудом прошептала царица, — никакие приспособления, никакие священнодействия не облегчат этих родов.

Рука Пасифаи дотронулась до руки Лары и сжала так, что у той потекли слезы из глаз.

— Вытяни ребенка, — потребовала царица; от напряжения ее глаза вылезали из орбит.

— Я не могу.

— Ты должна это сделать. Роды затянулись по твоей вине. Это все из-за тебя и твоего проклятия.

Ика вспомнила, как эта женщина сама требовала проклясть Миноса и его потомство.

Лара собралась с духом.

— Мы поможем ребенку родиться, — сказала она решительно. — Не бойтесь, моя госпожа, совсем скоро вы будете баюкать его в своих руках.

Сказав это, Лара подошла к ее раздвинутым ногам и погрузила руку в утробу. Напевая про себя, словно убаюкивая ребенка, она старалась придать его телу верное положение. Осознав размеры плода, Лара стала молиться. Голова его была слишком большой, чтобы пройти через узкий родовой канал.

Царица вскрикнула, и очередная схватка пододвинула ребенка ближе. Лара покрылась холодным потом: если она быстро не вытащит его, ребенок может умереть, так и не начав дышать. Она должна действовать очень решительно.

Лара потащила плод на себя, не обращая внимания на выражение ужаса на лице Наоры и на крики, разносившиеся эхом по всей пещере. Время замедлило свой ход. Она почувствовала ступни, ноги ребенка, но плечи освободить никак не удавалось.

В отчаянии Лара приказала жрицам навалиться на живот Пасифаи. Те молча выполнили приказание, и, пронзительно крикнув, Пасифая разродилась; ее сына выбросило прямо в руки Лары.

Ребенок закричал ужасным криком. Если раньше жрицы были просто бледны, то, увидев искаженное тело новорожденного, они стали белее погребальных одежд.

Ика догадалась об их мыслях: «Что скажет царь, когда увидит своего сына?»

Все на Крите знали, с каким нетерпением царь ожидает появление наследника.