Барбара Картленд - Глубинное течение

«Интересно, кто она? — гадала девушка. — Надеюсь, Саймон будет ее писать, а то денег уже совсем нет!»

— Боюсь, ночевать вам придется в моей комнате, — произнесла она вслух при приближении к двери в спальню. — Сразу после ленча я вынесу свои вещи. Мы живем здесь довольно тесно, и хотя снаружи дом кажется большим, на самом деле он страшно мал.

Илейн с пренебрежительной гримаской шагнула к зеркалу на простом дубовом туалетном столике.

— Вы что же, здесь все время живете? — осведомилась она. — Наверное, тоска ужасная, да?

— Я привыкла, — ответила Фенела. — А вот вам, пожалуй, здесь действительно покажется слишком уж спокойно.

Девушка вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

«Она — одна из худших, — молча решила Фенела, спускаясь вниз по лестнице. — Надеюсь, на этот раз папа в отпуск ненадолго. Такие дамочки страшно плохо влияют на My».

Фенела поспешила в кухню к буфету и достала с верхней полки, где на случай подобных вторжений у нее хранились кое-какие запасы, заветную баночку дорогих мясных консервов из языка. Приготовление салата отняло у нее минут пять.

К счастью, Нэни уже начистила немного моркови детям, и Фенела воспользовалась ею, добавив молодой свеклы и шинкованной капусты, пока блюдо не приобрело достаточно аппетитный вид.

Весьма кстати под рукой оказались три яйца, собранные ею сегодня рано утром из-под несушек — получился прелестный омлет, к которому оставалось добавить немного сыра и зелени, причем именно так, как больше всего — уж она-то знала! — любил ее отец.

Фенела пробежала через коридор к мастерской. Саймон и Илейн потягивали коктейли перед только что разожженным камином.

— Ленч готов уж из чего получилось на скорую руку, — весело объявила девушка, — и поспешите, а не то омлет перестоится.

«Саймон в хорошем настроении», — подумала Фенела, исподтишка наблюдая, как отец направляется к столовой, мурлыча себе под нос какую-то мелодию, и в походке его чувствовался особенный, свойственный ему одному жизнерадостный ритм.

Пока вновь прибывшие ели, девушка поставила вариться кофе и унесла наверх чемоданы, оставленные в холле. Она обратила внимание на саквояж Илейн — из дорогой кожи, с золотыми тиснеными инициалами.

Когда кофе сварился, она на маленьком подносе отнесла его в мастерскую и накрыла столик возле камина. Как девушка и ожидала, после первой же выпитой чашечки ее отец объявил, что пойдет наверх переодеться.

Фенела выждала минут пять, а потом поднялась следом и постучала в его дверь.

— Войдите! — раздалось изнутри.

При появлении дочери Саймон проронил:

— Ах, это ты… — с легким разочарованием в голосе, как будто ожидал увидеть кого-то другого.

— Ты способен хоть минутку посвятить делам? — поинтересовалась Фенела.

— Нет, не способен, — категорически отрезал Саймон. — И если ты соберешься просить денег, моя девочка, то лучше не старайся понапрасну.

— Но папа, мне же нужно!

Саймон наморщил брови и смерил ее взглядом.

— Ну, что ты все заладила: «папа» да «папа»? — ни с того, ни с сего заявил он. — Сразу чувствую себя столетней развалиной, ей-Богу! Нельзя ли как-нибудь посовременнее что ли, — «Саймон», например? Это и к My относится…

— Но это так неестественно! — запротестовала Фенела. — Мы же всегда звали тебя папой…

— Да знаю я, знаю! Но при этом чувствую себя чертовски старым. Неприятно, понимаешь?

— По-моему, тебе нечего беспокоиться за свой возраст, — с улыбкой заметила Фенела. — Тем более, что для мужчины он не имеет большого значения.

— А вот и имеет! — упрямился Саймон.

— Ну ладно, пусть будет… Саймон, но если я уступаю тебе, то надеюсь на ответные уступки и с твоей стороны, а именно: прямо сейчас же выпиши мне чек.

— Но я не могу, Фенела! И не надо на меня давить…

— Но послушай, — настаивала дочь, — мы что, должны одним воздухом питаться? Ты же не посылал денег уже почти целых четыре месяца! Больше того — не ответил ни на одно мое письмо, где я просила об этом!

— Да знаю я, знаю, — раздраженно твердил, Саймон, — но денег у меня нет!

Последние слова он просто выкрикнул в лицо дочери.

Фенела прошла через комнату и выглянула в окно. Ее всегда расстраивали крики отца. Однако с ее стороны обижаться было просто глупо, потому что она прекрасно знала, что Саймон не придает своим воплям никакого значения. Вместе с тем она также знала, что обязана во что бы то ни стало настоять на своем, поэтому, когда спустя минуту девушка обернулась к отцу, решение было ясно написано на ее лице.

— Очень жаль, — спокойно произнесла она, — но тебе все-таки придется меня выслушать. Мы одолжили у соседей двести фунтов. Окрестные жители нас не любят, тебе известно об этом лучше, чем кому бы то ни было. Ты думаешь, они ни с того, ни сего так не доверяют и, наверное, никогда не станут доверять художникам? Люди считают вас транжирами, и, признаться, они недалеки от истины. В школе за My не заплачено; что касается Нэни, то она уж и не помню, когда в последний раз получала жалованье! Детям нужна новая одежда — я не могу ничего заказать в кредит, потому что у нас нет открытых счетов в лондонских магазинах. Вот так обстоят дела, Саймон, и ты обязан взглянуть правде в глаза!

Саймон посмотрел через всю комнату на дочь, уже открыл было рот, готовый разораться, но потом вдруг передумал и не сказал ничего.

Фенела, переполненная радостной благодарностью за невиданную прежде сдержанность, и понятия не имела, чем обязана таким счастьем: просто в этот миг она как две капли воды походила на свою мать, и почти невыносимая боль утраты пронзила Саймона.

Ведь в точности так говорила и Эрлайн, если всерьез хотела чего-то добиться: спокойно, доходчиво и с чисто шотландской рассудительностью, помогавшей ей непоколебимо держаться затронутой темы, как бы ее супруг ни старался уклониться или замять разговор.

— Остается одно, — решил Прентис, поднимаясь с места, — я должен немедленно взяться за работу. Богис уже давным-давно пристает ко мне с просьбой написать что-нибудь. Что ж, он получит желаемое, а мы сможем немного поправить наше финансовое положение, идет?

— Ну, раз ты готов начать хоть сейчас, — подхватила Фенела, — я позвоню в галерею мистеру Богису и получу у него аванс: он даст, можно не сомневаться.

— Он даст аванс тебе?! — вскипел Саймон. — А писать-то картину кто будет, спрашивается?!

— Ты, — спокойно парировала дочь, — и если ты не поспешишь, то семья Прентиса будет выпрашивать милостыню под дверями соседей — не думаю, чтобы это пошло на пользу твоей репутации.

— Черт бы тебя побрал, проклятая девчонка, ты хуже надсмотрщика на галере! — разорался-таки Саймон, однако при этом он сгреб свою дочь за плечи и сжал девушку в медвежьих объятиях. — Ей-Богу, я самый паршивый отец на свете! Нэни тысячу раз права, когда ругает меня, но я готов немедленно исправиться, хотя, боюсь, мое духовное преображение долго не продлится…