К. Харрис - Когда рыдают девы

Положив руку на плечо мальчику, Себастьян притянул его ближе.

– Все уже позади. Ты в безопасности, и твой братик тоже.

Несоразмерные слова.

Но других у него не было.

Суббота, 8 августа 1812 года

Гюстав Пеллетье сидел на краю жестких нар, постукивая сплетенными пальцами по своим пышным усам.

– Вас все равно повесят, – констатировал Себастьян, прислоняясь плечом к каменной стене тюремной камеры. – Почему бы не сказать правду про Арсено?

Постукивание прекратилось.

– А вам очень этого хочется, да? Чтобы увязать все концы? Casse-toi , – скривил губы гусар и отвернулся, отказываясь продолжать разговор.

Лавджой ожидал Девлина в коридоре.

– Ну что? – спросил магистрат, когда надзиратель захлопнул за виконтом тяжелую, окованную железом дверь.

Себастьян покачал головой.

Приятели пошли рядом по сумрачному проходу. В промозглой тишине их шаги отдавались гулким эхом.

– Если Пеллетье и застрелил лейтенанта, – сказал Девлин, – он намерен унести правду с собой в могилу.

В одном из задержанных офицеров, лионце по имени Франсуа Леблан, Себастьян опознал второго из пытавшихся убить его в Ковент-Гардене налетчиков. Француз сознался, что они с сослуживцем напали на виконта из опасения, как бы его настойчивые расспросы не разоблачили их план побега, однако клялся, что о смерти Арсено ему ничего не известно.

Сэр Генри вздохнул:

– Полагаете, Арсено отказался бежать с приятелями ради мисс Теннисон?

– Думаю, да.

– Но почему потом, после ее смерти, он не переменил решения?

– Возможно, лейтенант раскаялся в своих намерениях нарушить честное слово. Хотя, мне кажется, скорее потому, что подозревал заговорщиков в убийстве любимой женщины. Именно это Арсено и пытался сказать мне перед самым выстрелом, но я тогда еще недостаточно знал, чтобы понять его.

Они вышли из ворот тюрьмы на яркое утреннее солнце. Ливень смыл пыль и грязь с городских улиц, сделав воздух благодатно чистым и свежим.

– Мне сообщили, – заговорил сэр Генри, – что из Линкольншира прибыл отец мальчиков, преподобный Теннисон. К счастью, Хильдеярд подписал полное признание, так что маленькому Джорджу не придется давать показания против родственника.

– Благодарение Богу, – отозвался Себастьян. Прошлой ночью на Кэмлит-Моут, дожидаясь полиции, они с мальчиком сидели бок о бок под тихим дождем в золотистом свете фонаря, и Джордж вполголоса рассказал, что в то воскресное утро, вернувшись из церкви, они играли в прятки. Габриель как раз водила, а дети присели за тяжелыми бархатными портьерами в столовой, когда в доме неожиданно появился Хильдеярд. Большая часть спора между братом и сестрой прошла над головой Джорджа. Противостояние закончилось тем, что адвокат схватил со стола нож и в приступе ярости пырнул Габриель. Мальчики, перепуганные и притихшие, оставались в своем укрытии, пока Хильдеярд не выскочил из дома – вероятно, за коляской. Тогда Джордж ухватил брата за руку и побежал к своим цыганским друзьям.

– Подумать только, – заметил магистрат, – этот душегуб каждый день отправлялся на поиски детей – даже назначил вознаграждение! Я был впечатлен. Он приятно отличался от родного дяди ребятишек.

– Ну, в противоположность д’Эйнкорту адвокат искренне стремился найти племянников – чтобы заткнуть им рот. Он устроил настоящий спектакль, нанимая людей для прочесывания местности вокруг рва, но про награду объявил здесь, в Лондоне, и посадил поверенного в конторе на Флит-стрит, чтобы проверять все поступающие сообщения.

Лавджой кивнул.

– Агент Теннисона по очевидным причинам охотно пошел на сотрудничество со следствием. С его слов, вчера он получил наводку от паромщика, видевшего мальчиков с цыганами. Разумеется, поверенный утверждает, якобы ни сном ни духом не подозревал, для чего на самом деле его клиент разыскивал детей.

– Думаю, он говорит правду.

– Следует надеяться. Поверенный также признался, что это он свел Теннисона с головорезом, который вчера напал на вас возле Темзы – опять-таки не ведая, что за цель преследовал Хильдеярд, подряжая подобного сомнительного типа.

– Невероятно нелюбознательный джентльмен, если верить его словам.

– Списывает это на издержки профессии.

– Надеюсь, его повесят?

– Вы имеете в виду Теннисона? Еще бы. – Магистрат остановился и оглянулся на угрюмый фасад тюрьмы. – К сожалению, он настаивает на своей непричастности к смерти французского лейтенанта. Хотелось бы мне увериться, что в гибели Арсено повинен Пеллетье или кто-нибудь другой из заговорщиков. Но не знаю. Просто не знаю…

Сэр Генри покосился на спутника, насупив брови, будто догадывался, что виконт от него что-то скрывает.

Но Себастьян только покачал головой и сказал:

– Интересно, захотят ли мальчики собаку?

Девлин зашел к жене в тихое послеобеденное время, когда в открытые окна ее спальни лился золотой солнечный свет, а ветерок веял свежо и приятно.

Геро смотрела, как маленький мальчик и девочка катают по мостовой обруч. Теплый бриз доносил с улицы радостные детские крики и смех. Она не сознавала, что плачет, пока Себастьян не коснулся пальцами ее мокрых щек и не повернул ее лицо к себе.

– Геро, – мягко спросил он – почему сейчас?

Прошлой ночью виконтесса настояла на том, чтобы отправиться на Кэмлит-Моут вместе с Лавджоем и его людьми. Магистрат не хотел брать леди с собой, но она отвергла все его возражения, горячась от малейшей задержки, напряженная, но молчаливая до самого прибытия на островок. Там, над подернутыми туманом темными водами рва, ее взгляд на одно неимоверно радостное мгновение встретился с взглядом Себастьяна. Однако она почти тотчас же отвернулась и сосредоточила все свое внимание на заботе о девятилетнем племяннике погибшей подруги.

И не пролила при этом ни слезинки.

Теперь Геро прислонила голову к плечу мужа, дивясь бесхитростному спокойствию, обретаемому в силе обнимающих ее рук и медленном биении сердца Себастьяна так близко к ее сердцу.

– Я думала о Габриель. О том, как она ощутила, что ей недостает тех радостей и чудес, которые делают жизнь стоящей того, чтобы жить. И поддалась своей любви к Филиппу Арсено. И потом из-за этого погибла.

– Твоя подруга погибла не из-за того, что полюбила. Она погибла, потому что была благородной, честной и хотела поступать правильно, в то время как ее братец пекся только о собственных желаниях. Выбор Габриель не обязательно должен был закончиться трагедией.

– И все же он ею закончился.

– Да, это так.

Между ними залегло молчание. И Геро обнаружила, что молчание разделенного горя тоже приносит утешение.

Рука Себастьяна шевельнулась, приголубила мягкой лаской. Геро прерывисто вдохнула раз, затем второй и подняла голову, встречая его взгляд. Солнечный свет золотил приоткрытые уста, высокие скулы.