Виктория Холт - Счастье и тайна

Кто-то послал Дамарис с запиской ко мне. Люк? Но он мог и сам это сделать. Доктор Смит? Я опять посмотрела на почерк, но поскольку я уже раньше видела, как он пишет, то пришла к выводу, что ни при каких обстоятельствах доктор это написать не мог.

Потом я вспомнила все подробности своего визита в их дом. Вспомнила больную женщину, его жену, из-за которой он так разочаровался в семейной жизни и с головой ушел в работу. Этот корявый почерк мог принадлежать той больной женщине, если она волновалась.

Положив записку в карман, я завернулась в теплую накидку и вышла из комнаты. Помедлив на лестнице возле певческой галереи, я открыла дверь туда и заглянула внутрь: может быть, там кто-нибудь прячется?

Но там никого не было.

Я спустилась вниз, прошла через холл и вышла из дома.

Дул резкий пронизывающий ветер, но я не обращала внимания на погоду. Я спешила прочь от дома, оглянувшись назад только раз — чтобы удостовериться, что за мной никто не идет. Никого не было видно, но у меня было такое ощущение, что из каждого окна за мной кто-то наблюдал.

Не останавливаясь, я дошла до дома доктора Смита. В этот раз он показался мне более мрачным, чем во время моего первого посещения. Жалюзи везде были опущены, и ветер свистел в елях, растущих около дома.

Я позвонила в колокольчик, и служанка впустила меня.

— Доктора дома нет, миссис Рокуэлл, — сказала она.

— Я пришла повидать миссис Смит.

Она удивленно посмотрела на меня:

— Я доложу ей, что вы пришли.

— Пожалуйста, передайте ей, что я очень хочу видеть се по важному делу.

Служанка как бы нехотя удалилась, а я осталась гадать, что мне придется делать, если миссис Смит откажется принять меня. Тогда я могу спросить, дома ли Дамарис, Я потребую у нее объяснений, я спрошу, не она ли приносила мне записку, я попытаюсь выяснить, почему она отрицала, что видела монаха и какую роль в заговоре против меня она играла и продолжает играть. Я не собиралась отступать. Мне нужна была правда — и немедленно!

Через несколько мгновений вернулась служанка.

— Миссис Смит примет вас, — сказала она. Я последовала за ней вверх по лестнице в ту комнату, где я уже была один раз.

К своему удивлению, в комнате ее матери я обнаружила Дамарис. Она стояла возле ее стула и, казалось, прильнула к ней как бы в поисках защиты. Миссис Смит выглядела еще более усталой и изможденной, чем в тот раз, когда я ее видела. Глаза ее казались огромными и горели каким-то непонятным огнем.

Она сказала тихим ровным голосом:

— Доброе утро, миссис Рокуэлл. Как хорошо, что вы зашли к нам.

Я прошла вперед и взяла ее протянутую руку. Дверь за служанкой закрылась, и мы остались втроем.

— Зачем вы пришли сюда? — торопливо спросила она. — Именно сюда вам ни в коем случае не следовало приходить.

Я вынула из кармана листок бумаги и протянула ей.

— Вы кому-нибудь показывали это? — спросила она.

— Никому.

— Зачем… почему вы пришли сюда?

— Потому что думаю, что эту записку написали вы и отослали ее мне. Я видела, как Дамарис выходила из нашего дома.

Она молчала.

Тогда я не выдержала и выкрикнула:

— Ведь это вы написали ее, разве не так?

Дамарис обняла одной рукой свою мать.

— Не волнуйся, — обратилась она к ней. Потом с вызовом посмотрела на меня: — Вы заставляете ее страдать.

Я ответила:

— Полагаю, что ваша мать могла бы помочь мне узнать, кто заставляет мучиться меня.

— Не беспокойся, детка, — сказала миссис Смит своей дочери. — Она пришла сюда, и это очень неразумно с ее стороны. Но она уже здесь, и надо подумать, что я могу сделать.

— Ты ведь уже и так…

— Ах, если бы она последовала моему совету!

— Какому совету? — требовательно спросила я.

— Уехать отсюда. Не откладывая отъезд ни на минуту. Немедленно вернуться в дом к своему отцу. Если вы этого не сделаете… будет слишком поздно.

— Откуда вы знаете?

— Я многое знаю, — устало ответила она.

— Скажите мне, это вы написали записку?

Она кивнула.

— Потому, что я знаю, что вам надо немедленно уехать, если вы хотите родить живого ребенка.

— А почему я должна доверять вам?

— Какая же мне выгода оттого, что я вас предупрежу?

— Вы ведь видите, что я не в силах разобраться что к чему.

— Вижу. Вы упрямы. Не послушались моего совета и не уехали. Вам бы всё тайны раскрывать. Вы слишком смелая женщина, миссис Рокуэлл.

— Так расскажите мне о том, что вам известно, — сказала я. — Вы обязаны это сделать.

— Мама! — ужаснулась Дамарис, и с ее хорошенького личика слетела маска равнодушия. Было видно, что она страшно боится.

Я взяла ее худую холодную руку в свою.

— Вы должны сказать мне, миссис Смит… Вы же сами чувствуете, что должны!

— Пока я не расскажу вам обо всем, вы ведь не поверите мне… и никогда не поймете.

— Тогда расскажите мне все до конца.

— Это длинная история. Она длится уже много лет.

— Я не спешу.

— Ах, вы ошибаетесь! Вам как раз необходимо поспешить.

— Я не уйду, пока вы мне все не расскажете.

— А если я смогу убедить вас, что ваш ребенок в опасности, что вы сами в опасности — вы уедете сегодня же в дом к вашему отцу?

— Если я найду это нужным, то уеду сразу.

— Мама, — умоляюще произнесла Дамарис. — Ты не должна… ты не смеешь!

— Ты все еще боишься, Дамарис?

— Как и ты, мама. Мы обе боимся… Мы уже привыкли бояться!..

— Да, — сказала миссис Смит. — Я боюсь. Но я думаю о ребенке… и о ней. Не можем же мы спокойно остаться в стороне и наблюдать, как это с ней случится… а, Дамарис? Нам сейчас нельзя думать о себе… надо подумать прежде всего о ней.

От нетерпения я уже готова была выйти из себя:

— Вы должны сказать, — повторяла я. — Говорите!

Она все еще колебалась, потом, будто собрав все свои силы, она начала свой рассказ.

— Я вышла замуж против воли моей семьи. Вам может показаться, что это не имеет отношения к нашему разговору, но я просто хочу объяснить вам, откуда мне известно…

— Да-да, конечно, — нетерпеливо перебила я.

Она перебирала пальцами одеяло, которым были укутаны ее колени.

— У меня было небольшое, но зато мое собственное состояние. Как вам известно, если женщина выходит замуж, ее состояние становится собственностью ее мужа. Ему хотелось иметь состояние — и он женился на мне. Я была о нем высокого мнения. Он был предан работе врача, и я собиралась помогать ему в этом, работая вместе с ним. Его пациенты обожали своего доктора. Ради них он готов был пожертвовать собой. Но… видите ли, на самом деле существовало два разных доктора. Один из них общался с друзьями, лечил больных, одним словом — был очаровательным человеком, заботящимся о благе других. И совсем другим этот доктор был дома. Это были два разных человека. Ему нравилось играть роль благородного врача, но не мог же он играть ее все время, правда, Дамарис?