Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)

„Не знаетъ ли эта хитрая дѣвченка мою тайну? He выболтала ли Вѣра? -какъ ножемъ рѣзнула мысль эта Анну Игнатьевну. – Кажется, нѣтъ. Покойно, безпечно, весело смотритъ Настенька, – не похоже, чтобъ это намекъ былъ…

Нѣтъ, не намекъ это, просто сказала Настенька, такъ безъ умысла… Да и смѣетъ ли Вѣра выболтать?… А поблѣднѣла она потому, что кольнули ее слова Насти, въ больное мѣсто попали… А все же надо поговорить съ нею, попытать ее надо, предупредить, еще разъ повторить завѣтъ свой о величайшей тайнѣ“.

Дѣвушки сейчасъ же послѣ чаю ушли наверхъ.

Заперла Вѣра за собою дверь, робко подошла къ Настѣ и взяла ее за руку.

– Вы сердитесь на меня, Настенька? – умоляющимъ, взволнованнымъ голосомъ сказала она. – Вы ненавидите меня?… Я вижу это, знаю… Вы жестоко кольнули меня сейчасъ вашимъ намекомъ!… За что это, Настенька? Иль ужъ я такъ гадка въ вашихъ глазахъ?…

Настенька презрительнымъ и злымъ взглядомъ окинула фигуру стоявшаго передъ нею, „мальчика“, – хорошенькаго, изящнаго, какъ дорогая статуэтка, какъ куколка, мальчика.

– Да, во всемъ, что вы продѣлываете тутъ съ вашей матушкою, немного благородства! – сказала она. – Но не за это зло мое на васъ… нѣтъ… Что мнѣ за дѣло, что двѣ интригантки…

Вѣра тихо простонала, точно до нея раскаленнымъ желѣзомъ дотронулись.

– Что мнѣ за дѣло, что двѣ интригантки пришли обобрать старуху съ ея тысячами? Деньги, вѣдь, соблазнительны, за ними всѣ бѣгутъ, изъ-за нихъ и большія преступленія совершаются… Мнѣ до этого дѣла нѣтъ… Меня терзаетъ то, что… что вы меня, меня такъ жестоко обманули!… Я принесла сюда, въ эту вотъ комнату, свою первую, священную любовь, и вы растоптали ее ногами, разбили… Вотъ что меня терзаетъ, и вотъ за что ненавижу я васъ…

Вѣра отошла и въ изнеможеніи опустилась на стулъ.

– Эта пытка мнѣ не по силамъ! – едва-едва выговорила она. – Ужъ лучше одинъ конецъ… Лучше ужъ я открою все; пусть со мною дѣлаютъ все, что хотятъ…

– Откроете?…

Настенька быстро подошла къ Вѣрѣ.

– Откроете?… О, нѣтъ, не смѣйте этого дѣлать!… Васъ, можетъ быть, прогонятъ, мать ваша, быть можетъ, изобьетъ васъ до полусмерти, но мнѣ отъ этого пользы мало, а я… я хочу чѣмъ-нибудь вознаградить себя… Я потеряла большое счастье обманутая вами, такъ желаю имѣть хоть маленькое… Большое счастье – это любовь, которую мечтала взять у Васи, а маленькое – это деньги, которыя мнѣ должна дать Вѣра!… Поняли вы?… Вы пришли сюда съ матерью за деньгами и, конечно, возьмете ихъ, такъ часть этихъ денегъ пусть мнѣ попадетъ…

– Вамъ?… Деньги!… – спросила Вѣра.

– Да… А васъ, наивнаго ребенка, это удивляетъ?…

И съ ненавистью глядѣла Настенька на блѣдную, взволнованную дѣвушку, которая въ изнеможеніи, какъ помѣшенная, сидѣла передъ нею…

Настенька, глядя на убитую горемъ и отчаяніемъ Вѣру, подумала, что слишкомъ уже огорчила ее и сообразила, что такъ поступать опасно: дѣвушка въ отчаяніи можетъ и въ самомъ дѣлѣ открыть все бабушкѣ и матери, тогда все пропало для Настеньки…

Она взяла Вѣру за руку и почти ласково сказала ей:

– Ну, перестаньте же играть роль угнетенной, Вѣра, будетъ вамъ… Вы не должны сердиться на меня, не должны считать меня за какую то злодѣйку…

Отъ одного этого измѣнившагося голоса Настеньки, отъ одного ласковаго прикосновенія ея руки Вѣра почувствовала себя уже легче и довѣрчиво, растроганная, съ размягченнымъ сердцемъ, нагнулась къ Настенькѣ и обняла ее, прижалась къ ней, не имѣя силъ выговорить что-нибудь, но желая много-много сказать…

– Да, я совсѣмъ не злодѣйка, – продолжала Настенька. – Я только оскорбленная въ своихъ чувствахъ женщина…

Эту фразу „модная дѣвица“ вычитала въ какомъ-то романѣ и любила употреблять ее, какъ и многія другія фразы изъ книгъ.

– И я огорчена и возмущена была, но я прощаю васъ…

– Прощаете? – взглянула Вѣра на Настеньку съ счастливою улыбкою.

– Да… И хочу быть вашею подругою… Будемъ съ сегодняшняго дня говорить другъ другу „ты“, но только тогда, когда мы однѣ… Я не выдамъ твоей тайны, будь Васею предъ всѣми, кромѣ меня и твоей матери, будь наслѣдникомъ бабушкинаго богатства…

– Ахъ, зачѣмъ мнѣ оно? – сказала Вѣра. – Я не хочу его, не хочу!… Ужъ теперь, ничего еще не видя, я такъ много горя видѣла отъ этой жажды къ деньгамъ, а что же дальше будетъ?

– Дальше будетъ наслажденіе этими деньгами… Ты еще не знаешь, что могутъ дать деньги, не знаешь силы ихъ, не знаешь и тѣхъ радостей, которыя даютъ деньги…

– Вотъ и мама мнѣ говоритъ это постоянно, но я, должно быть, дурочка, я не понимаю этого… Ну, что же дадутъ онѣ?… Ну, будетъ у меня много платьевъ, бархатъ, шелкъ, кружева, вещи дорогія, на дорогихъ лошадяхъ я поѣду, въ большихъ комнатахъ буду жить, такъ развѣ это счастье?… Нѣтъ, не думаю…

– He только это, Вѣра, хотя и это очень хорошо! – авторитетно проговорила Настенька. – Деньги дадутъ силу, а сила хорошая вещь, Вѣра!… Да, ты поймешь это потомъ… Говорятъ, что волкъ, попробовавшій человѣческаго мяса, не хочетъ уже другого и ищетъ только человѣка; такъ вотъ и человѣкъ: разъ попробуетъ онъ сладости отъ денегъ, какъ полюбитъ ихъ и – все, все готовъ сдѣлать, чтобы имѣть эти деньги!… Да вотъ тебѣ примѣръ: ко мнѣ сватался женихъ, мнѣ онъ очень нравился, я любила его и хотѣла идти за него, и была бы счастлива, но онъ не женился на мнѣ потому, что у меня мало денегъ, – ему отецъ не позволилъ… А вотъ другой примѣръ: у насъ сосѣдка есть, бѣдная вдова, у нея сынъ, единственный сынъ, любитъ она его, а онъ въ чахоткѣ. Доктора говорятъ, что если его повезти за границу – онъ выздоровѣетъ, будетъ живъ отъ тамошняго воздуха, отъ какихъ-то тамъ купаній, а мать не можетъ везти его, – она бѣдная; представь же, какъ она должна страдать!…

Вѣра слушала внимательно. Ей ужъ много и очень часто говорили о силѣ денегъ, но она все еще не вполнѣ понимала эти соблазнительныя рѣчи.

„Если не женился на тебѣ женихъ твой изъ-за денегъ, такъ, значитъ, онъ не любилъ тебя, а сынъ этой вдовы проживетъ послѣ поѣздки лишнихъ два-три года, такъ изъ-за этого нѣтъ еще нужды такъ любить деньги и желать ихъ… Быть можетъ, этому сыну лучше будетъ, если онъ умретъ… Право, тяжело и плохо жить на свѣтѣ, умереть лучше…“

Такъ думала Вѣра, но сказать не смѣла.

„Быть можетъ, это глупо, или оскорбитъ Настю, лучше я не скажу…“

А Настя продолжала соблазнять ее, рисуя картины заманчивой, полной блеска и радости, жизни съ деньгами.

– И ты будешь имѣть эти деньги, Вѣра, – говорила она, – ты и имѣешь ихъ, такъ не забудь и меня, со мною подѣлись.

– Ахъ, если бы у меня были онѣ и я имѣла бы волю – я отдала бы тебѣ половину… Нѣтъ, не половину, а все отдала бы!… Ты не сердись на меня, Настенька, – я все еще не понимаю, что деньги эти такая ужъ нужная и важная вещь…