Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)

– Ну, не знаю, хорошенькою ли, а на дѣвчонку похожъ буду… Смотрите, я какой… Развѣ мужчины такіе бываютъ?

– Вы… вы душка, я одно только знаю!… – краснѣя не отъ застѣнчивости, а отъ прилива любви, проговорила Настенька. – Я вамъ говорю это, какъ другу…

– Спасибо, голубочка Настя, но я не заслуживаю этого…

Вѣра встала, въ два прыжка очутилась у зеркала, поглядѣла на себя, обернулась къ Настенькѣ и шаловливо-кокетливо проговорила:

– Знаете что, Настенька? – устроимъ маскарадъ…

– Маскарадъ? – удивилась дѣвушка.

– Да… Я надѣну ваше платье и покажусь вамъ… Я почти такого роста, какъ и вы, и фигура у меня такая же… Хотите?…

Настенька засмѣялась.

– Охотно, Васенька, но не досталось бы намъ отъ бабушки за эту шалость…

– Ничего, ничего!… Во-первыхъ, она не узнаетъ, а во-вторыхъ, она меня такъ любитъ, что все мнѣ проститъ… Дайте мнѣ ваше платье, дайте, я непремѣнно хочу этого!…

– Но что же я одѣну, Васенька?… Я не хочу одѣваться въ вашъ костюмъ, я боюсь бабушки…

– Я сейчасъ принесу вамъ платье, и вы четверть часа побудьте въ немъ… Сію минуту…

И не дожидаясь согласія Настеньки, Вѣра побѣжала внизъ и въ мигъ вернулась съ какимъ то капотомъ матери.

– Вотъ, одѣвайте, а мнѣ дайте ваше платье! – почти повелительно сказала она.

Той самой хотѣлось поглядѣть на „красавчика Васю“ въ дамскомъ туалетѣ, и она охотно согласилась, хотя и побаивалась, чтобъ затѣя не стала извѣстна бабушкѣ… Ольгѣ Осиповнѣ, конечно, не могла понравиться шалость внучки, и шалость эта могла быть приписана, именно, Настенькѣ.

Но Вася настаивалъ, затѣя была любопытна, оригинальна, и Настенька согласилась.

Она ушла въ корридоръ, переодѣлась тамъ и принесла свое платье Вѣрѣ.

– Одѣвайтесь, шалунъ, – сказала она, смѣясь, – но только вамъ не сладить, не одѣться…

– Слажу, не бойтесь: я часто одѣвался въ женское платье на святкахъ… Идите въ корридоръ, я васъ позову…

Волнуясь, лихорадочно торопясь, съ сверкающими глазами и часто-часто дыша, принялась Вѣра перемѣнять свой костюмъ мальчика на свойственное ей и хорошо знакомое женское платье. И это была не шутка, не капризъ это былъ.

Началось это съ шутки – вдругъ пришла такая мысль Вѣрѣ, но затѣмъ дѣвушка рѣшила воспользоваться этимъ „маскарадомъ“, какъ назвала переодѣванье Настенька, и открыть подругѣ свой полъ, открыть свою тайну.

Вѣру все время тяготилъ обманъ; не будь у нея веселой, живой и болтливой Настеньки, она, быть можетъ, давно не выдержала бы и открыла бабушкѣ „правду", нарушивъ строгіе завѣты матери. Постоянное общеніе съ бойкой Настенькою развлекало ее, оттягивало, такъ сказать, тяжелую мысль, но разъ эта мысль явилась, – Вѣра не могла противустоять ей, бросилась исполнить намѣреніе быстро, очертя голову, не спрашиваясь у разсудка, а лишь слушая сердце, которое не переносило обмана, которое желало любви не „обманной", то-есть не взятой путемъ обмана подлаго, а истинной.

– Настя любитъ меня, – думала Вѣра, быстро переодѣваясь, – такъ пусть она любитъ, именно меня, пусть она любитъ Вѣру, а не Васю… Я не хочу ее обманывать, не хочу!… Достаточно и одного обмана, обмана бабушки… To „необходимый обманъ“, говоритъ мама, – ну и пусть, пусть будетъ такъ, какъ хочетъ мама, а Настенькѣ я открою правду, я не хочу и ее обманывать… Она полюбитъ меня, какъ дѣвушку, какъ подругу, и мы будемъ дружны съ нею… Мнѣ легче будетъ, когда я буду имѣть хорошаго, милаго, вѣрнаго друга, которому все-все извѣстно… А обманывать и ее – у меня не хватаетъ больше силъ…

Вѣра быстро закончила привычный туалетъ, надѣла шляпу Настеньки, оправилась передъ зеркаломъ, и вся пунцовая отъ волненія и поспѣшности крикнула:

– Идите, Настенька, я готова… готовъ…

Настенька вошла и ахнула. Передъ нею стояла дѣвушка. Если въ мужскомъ костюмѣ Вѣра была женоподобнымъ хорошенькимъ мальчикомъ, то въ своемъ настоящемъ костюмѣ это была дѣвушка безъ малѣйшаго сходства съ мужчиною.

Это женщина, женщина стояла, а не переодѣтый мальчикъ.

Эти нѣжныя черты лица, эти краски, эта манера держать себя и носить костюмъ, эти мягкія округленныя линіи тѣла – все это было полно граціи и женственности…

– Вася, да вы дѣвушка, вы красавица дѣвушка! – болѣе съ удивленіемъ, чѣмъ съ восторгомъ, воскликнула Настенька.

А Вѣра стояла, держась рукою за спинку стула, а другою поднимая немного длинную ей юбку Настенькинаго платья.

– Да? – улыбнулась она.

– Конечно! Пусть призовутъ сюда тысячу человѣкъ, и ни одинъ изъ нихъ не скажетъ, что вы мальчикъ!…

– И… и они будутъ правы, Настенька! – съ нѣкоторымъ усиліемъ проговорила Вѣра.

– Правы?

– Да…

Вѣра быстро подошла къ Настенькѣ, обняла ее, спрятала лицо на груди ея и плача заговорила:

– Я не Вася, Настенька, не мальчикъ я, а дѣвушка, дѣвушка я, Вѣра!… Полюбите меня, Настя, не отталкивайте меня, будьте моей подругою… Я очень несчастлива, Настенька, очень… я жертва даже… Да, я жертва корысти, жертва жадности къ деньгамъ… А вы меня принимали за мальчика?… Вы не сомнѣвались?… Ха, ха, ха… Мальчикъ Вася… ха, ха, ха!… Внучекъ, наслѣдникъ милліона… He отталкивайте меня, Настенька, полюбите меня!…

И Вѣра прижимала къ своей груди „модную дѣвицу“, цѣловала ее, смачивая слезами.

Вдругъ Настенька съ силою оттолкнула ее.

Вѣра отошла отъ Настеньки и глядѣла на нее съ изумленіемъ. Видъ подруги, которой она открыла сейчасъ свою тайну, поразилъ ее.

– Настенька, что съ вами? – заговорила она. – Вы оттолкнули меня, Настенька, вы сердиты на меня?… Что съ вами, Настенька?…

Вѣра подошла, было, къ подругѣ, но та опять отолкнула ее.

– Идите, оставьте меня! – съ неудержимою злобою сказала она. – Обманщица!…

Настенька вскочила, схватила Вѣру за руки повыше локтей, сжала ей руки до боли и полными ненависти глазами взглянула на нее.

– Дѣвушка, женщина ты!… А вѣдь я… я любила, я мужчину любила!…

И Настенька, не выпуская Вѣру, заплакала злыми, жгучими слезами.

– Любила, любила, а теперь… Теперь ненавижу я тебя… противна ты мнѣ!…

И Настенька такъ громко зарыдала, что Вѣра испугалась. Поспѣшно сняла она платье ея, одѣла опять свой костюмъ мальчика и, тревожно прислушиваясь, опасаясь, что вотъ-вотъ придетъ кто-нибудь снизу, стала говорить Настенькѣ добрыя, ласковыя слова.

– Прости мнѣ, милая, дорогая Настенька, прости… Я не знала, что это огорчитъ тебя такъ, не думала. Такъ ты любила меня? Любила, какъ женщина мужчину любитъ?… Влюблена была?… Бѣдная!… Ну, такъ забудь же меня, то-есть Васю забудь, мальчика, а люби меня, какъ я есть… А какъ я-то тебя любить буду, Настенька!… Вѣдь, я одинокая, Настя, совсѣмъ одинокая…

Вѣра пододвинупа стулъ къ стулу Настеньки, прижалась къ ней близко близко и обняла ее.