Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)

– Сейчасъ, мама, – отозвался изъ-за двери свѣжій голосокъ. Непривычно, не вдругъ одѣнешься… А хорошо, мама, будетъ, право, хорошо.

– Ну ладно, ладно, торопись: седьмой часъ, а въ девять надо на вокзалѣ быть…

– Готово, мама!…

Дверь отворилась и на порогѣ показался хорошенькій, какъ херувимъ, мальчикъ, не то лѣтъ четырнадцати, не то всѣхъ семнадцати. Трудно было разобрать по миловидному розовому личику, сколько лѣтъ этому красавцу-юношѣ. Румянецъ совсѣмъ какъ у ребенка, шея нѣжная, бѣлая, круглая, надъ губою и пушка еще нѣтъ, а глаза смотрятъ, какъ у юноши, мысль въ нихъ свѣтится, чувство, какихъ у четырнадцатилѣтнихъ дѣтей не было. Одѣтъ былъ мальчикъ въ пиджачный костюмъ изъ сѣренькой лѣтней матеріи. Свѣтло-русые вьющіеся волосы колечками сбѣгали на лобъ, вились надъ розовыми маленькими ушами, кольцами подымались на затылкѣ.

– Хорошо, мама? – застѣнчиво спросилъ мальчикъ, нерѣшительно дѣлая шагъ впередъ и схватившись за косякъ двери, точно не зная, куда руки дѣвать.

Женщина оглядѣла его долгимъ, пристальнымъ взглядомъ.

– Да, хорошо… Ладно, что природа не наградила полнотою, a то не обмануть бы… А все же надо вотъ тутъ потѣснѣе лифомъ стянуть…

Она подошла къ мальчику, оправила на немъ пиджачекъ, повернула кругомъ раза два и сказала:

– Ничего, сойдетъ… Ну, теперь пей проворнѣе чай, меня напой и ѣдемъ… Все у тебя уложено?

– Все, мама…

Мальчикъ сѣлъ къ столу и проворно, привычными руками принялся заваривать чай, рѣзать хлѣбъ, мыть посуду. Хоть бы и не мальчику такъ ловко женское дѣло дѣлать.

Чай былъ налитъ. Пожилая женщина взяла свою чашку и задумчиво мѣшала ложечкою.

Мальчикъ и себѣ напилъ въ чашку чаю, но не пилъ, а смотрѣлъ на мать, видимо желая что-то спросить и не смѣя.

– Мама? – наконецъ проговорилъ онъ.

– Что?

– Зачѣмъ этотъ маскарадъ, мама? He для потѣхи же ты одѣла меня мальчикомъ, не для шутки потратила на него изъ послѣднихъ денегъ пятнадцать рублей, да девять на сапоги… Зачѣмъ я одѣлась мальчикомъ, мама?

Женщина отодвинула нетронутую чашку съ чаемъ, вздохнула, прошлась по комнатѣ, опять сѣла и быстро, рѣшительно начала говорить:

– Да, я скажу тебѣ, Вѣра, все… Все я скажу тебѣ, слушай… Я вышла замужъ противъ воли моего отца, а твоего дѣда… Онъ прогналъ меня изъ дому и не велѣлъ матушкѣ моей пускать меня на глаза… Онъ былъ суровый, жестокій старикъ, не тѣмъ будь помянутъ… Я жила съ мужемъ въ Москвѣ и терпѣла страшную нужду; мужъ не имѣлъ мѣста, ему не давали его по просьбѣ отца, человѣка очень богатаго и сильнаго… У меня родился ребенокъ, сынъ Вася… Мать кое-какъ урвалась изъ дому, навѣстила меня, дала кое-что, а затѣмъ мужъ получилъ мѣсто, сперва въ Твери, а потомъ здѣсь, въ Рыбинскѣ, и мы кое-какъ жили, но недолго: мужъ умеръ, а за нимъ умеръ по второму годочку и сынъ мой Вася… Я осталась одна безъ всякихъ средствъ и…

Женщина залпомъ выпила остывшій чай.

– И сошлась съ однимъ пароходчикомъ… полюбила его… Ты была нашимъ первымъ и единственнымъ ребенкомъ…Твой отецъ скоро бросилъ меня, уѣхалъ куда-то далеко, и я опять осталась одна… Я ничего не писала матери своей, не давала о себѣ вѣсточки… Она бы прокляла меня, если бы узнала, что я внѣ брака прижила ребенка… Она тоже суровая и жесткая старуха… Мы жили съ тобою, ты знаешь какъ. Я шила, имѣла работу, ростила тебя, образовывала тебя, какъ могла и мечтала выдать тебя замужъ… Вдругъ я узнаю стороною, что отецъ мой умеръ и мать ищетъ меня… Мы ѣдемъ къ ней въ Москву…

– Къ моей бабушкѣ? – спросила Вѣра, слушая разсказъ съ напряженнымъ вниманіемъ, широко раскрывъ большіе темносиніе глаза.

– Да… Бабушка твоя знаетъ, что я овдовѣла, имѣя сына, и я… я должна пріѣхать къ ней съ сыномъ… Ты понимаешь?… Ты мальчикъ, мальчикъ Вася, Вася Байдаровъ… Ты поняла?

– Поняла, – прошептала дѣвушка.

– Ну, вотъ… Въ моихъ бумагахъ значится, что я вдова мещанина Байдарова, а сынъ Василій вписанъ… подложно: мнѣ тутъ устроилъ это одинъ пропойца, бродяга одинъ; я ему заплатила за это изъ послѣднихъ грошей пятьдесятъ рублей… Вѣра, ты должна понять этотъ обманъ и не должна осуждать меня… У твоей бабки милліонъ капитала, и онъ будетъ твой…

– Милліонъ?!… – воскликнула дѣвушка.

– Да… Она стара, а сынъ ея дочери единственный наслѣдникъ. Она любила новорожденнаго Васю, хотѣла имѣть внука и теперь будетъ имѣть…

– Внучку, – тихо и несмѣло сказала дѣвушка.

– Внука! – строго энергично воскликнула мать.- Слышишь ты? Внука!… Ты мальчикъ, Вася, и помни это!… Если ты не сумѣешь сыграть эту роль – ты погубишь и меня, и себя, а если… если у тебя хватитъ умѣнья – мы будемъ имѣть милліонъ!…

У матери сверкнули глаза.

– Ты знаешь ли, что такое милліонъ?… Нѣтъ, ты не знаешь!… Я видѣла золото, хоть издали, я слышала его звонъ, я знаю, какую силу, какую страшную силу имѣетъ оно!… Я отказалась отъ него, полюбивъ, увлекшись, но теперь я страстно, страстно хочу имѣть его… для тебя!… – поправилась женщина.

– Ахъ, какъ страшно это, мама! – воскликнула дѣвушка.

– Что?

– А вотъ эта игра наша… И страшно и заманчиво… Точно романъ… А вдругъ бабушка узнаетъ?

– Она не должна узнать, или ты мнѣ не дочь!… Она стара, она задавлена жизнью съ дикимъ, безпощаднымъ мужемъ; она, чай, изъ ума выжила, а родни у нея нѣтъ… Она не узнаетъ, и… она скоро умретъ: ей болѣе семидесяти лѣтъ… Но намъ пора…

Женщина встала и взглянула на часы, висѣвшіе въ сосѣдней комнатѣ.

– Черезъ часъ мы ѣдемъ, а къ тому времени потемнѣетъ… Ты одѣнь кафтанчикъ, а сверху – свою тальму, чтобы хозяйка не увидала тебя въ этомъ костюмѣ… Мы отпустимъ извозчика, не доѣзжая до вокзала, и ты отдашь мнѣ тальму, ты станешь мальчикомъ!…

Женщина подошла къ этому „мальчику“, положила ему руки на плечи и заговорила:

– Вѣра, помни, что мы ѣдемъ получать богатство!… И мы получимъ его, уѣдемъ куда-нибудь далеко, и мальчикъ Вася умретъ… останется хорошенькая богатая Вѣра Матвѣева, какъ ты записана въ книгахъ… Ты будешь не законнорожденная дочь купца Вертунова, который бросилъ и тебя и твою мать, но у тебя будетъ милліонъ состоянія!… Ахъ, Вѣра, если бы ты знала, какъ хорошо быть богатою!…

Она оттолкнула дочь.

– Ѣдемъ же, собирайся!… Уложи всѣ эти вещи наши, накинь тальму, шляпу свою прикрой платочкомъ и ѣдемъ…

– А если на вокзалѣ насъ кто-нибудь увидитъ, мама? – вся замирая отъ волненія, страха и робкаго восторга спросила дѣвушка.

– А, вздоръ!… Кто насъ знаетъ-то тутъ, нищихъ? Будетъ темно, мы сядемъ въ вагонъ… А потомъ… потомъ въ Москву, Вѣра!…

Часа черезъ два отъ Ярославля отошелъ пассажирскій поѣздъ въ Москву. Среди пассажировъ второго класса можно было замѣтить красивую женщину среднихъ лѣтъ, ѣдущую съ хорошенькимъ мальчикомъ. Женщина называла этого мальчика Васею.