Розалинда Лейкер - Золотой тюльпан. Книга 2

— Он отнимает не очень много времени от работы в мастерской, потому что я нанял одного молодого художника, Ханса Румера, написать почти все, кроме лиц и кое-каких деталей. Он только что закончил ученичество и представляет харлемскую школу, а в Амстердам приехал разбогатеть! — Хендрик рассмеялся от такой дикой для художника мечты юноши.

— Ты выбрал его, потому что вы оба — из одной и той же Гильдии?

— Осмелюсь заметить, что это повлияло как-то на мой выбор. И мне понравились образцы работ, которые он показал мне.

— Я завтра же взгляну на это полотно.

Хендрик откашлялся.

— Этот заказ мне принес Питер.

Франческе не удалось скрыть волнение:

— Вы помирились с ним? Ты его простил?

— Да.

— Я так рада. Значит, ты ждешь возвращения Алетты домой?

— Нет! Это совсем другое дело.

Франческа не стала продолжать. По крайней мере, сделан один шаг — примирение с Питером. Она была уверена, что со временем Хендрик смягчится и по отношению к сестре.

— Питер не упоминал в своем последнем письме о встрече с тобой. Говоря откровенно, отец, ты ведешь себя порой непредсказуемо. Поэтому Питер промолчал, не очень надеясь, что твое отношение к нему вновь не переменится.

Хендрик взглянул на нее из-под нахмуренных бровей.

— Значит, вы переписываетесь?

— Мы также и встречаемся.

— Это было запрещено.

— А разве что-нибудь могло удержать тебя от встреч с мамой, когда ты полюбил ее?

— То был совсем другой случай. Между нами никто не стоял.

— Фрау Вольф делает все от нее зависящее, чтобы выполнить твои немыслимые указания. Ты не должен винить ее. Я понимаю, ты впал в меланхолию, когда я уехала из дома, и забота о моем благополучии переросла все границы, но те соглашения, которые ты заключил от моего имени, были совершенно не нужными. Питер не является преградой между мной и живописью. — Голос Франчески дрогнул. — Он вдохновляет меня. Я могу сказать, что с того момента, когда я почувствовала, что люблю его, моя работа стала улучшаться. Это было на праздник Святого Николаса. Ты, конечно же, заметил, как выросла моя техника, пока я рисовала тот гиацинт?

Хендрик сжимал и разжимал пальцы на коленях, а при последнем вопросе стукнул по подлокотникам кресла, заставив Франческу подпрыгнуть от неожиданности.

— Хватит! Ни слова больше о Питере! По крайней мере, сейчас! Пусть сначала Сибилла выйдет замуж.

Франческа улыбнулась.

— Не расстраивайся. Пока что нет и речи о том, что мы с Питером собираемся пожениться. В любом случае, мне нужно сначала закончить обучение. Я привезла одну из своих картин и завтра утром покажу ее тебе.

— Хорошо. Сейчас пора ложиться спать, у тебя был долгий и трудный день.

— Мне хотелось бы задать еще один вопрос, прежде чем я лягу. Как тебе удастся дать Сибилле подходящее приданое?

— Отец Адриана оказался в высшей степени тактичным и понимающим человеком в этом вопросе. У нас была обычная в таких случаях встреча, и я прямо сказал, что не могу предложить ничего, кроме самого маленького приданого, то есть — как ты знаешь — небольшой суммы, оставленной вашей мамой для каждой из вас. Он любезно принял ее в качестве символического приданого, и все уладилось.

— Какое облегчение, что супруги ван Янс ставят счастье сына выше денег.

А в это время упомянутая супружеская чета в огромном доме на Херенграхт обсуждала предстоящую помолвку сына. Гер ван Янс, уставший от того, что ему пришлось весь вечер развлекать за столом будущую невестку и ее отца и желавший как можно быстрее лечь спать, с раздражением заметил, что жена в очередной раз близка к слезам.

— Почему он предпочел именно ее? — причитала фрау ван Янс, повторяя материнский возглас, звучащий на протяжении многих веков.

— Ну, выбрал и выбрал.

— Но у Адриана был такой богатый выбор среди прекрасных молодых женщин нашего круга.

— Послушай меня, дорогая. Мы говорили об этом уже не раз. Никто не испытывал большей ненависти к его затянувшейся любовной связи, чем ты. А теперь ты согласна, чтобы он навсегда остался никчемным любовником этой замужней шлюхи?

— Нет! — Она была шокирована грубыми словами мужа. — Но почему дочь ремесленника? Что он увидел в ней?

Гер ван Янс знал совершенно точно, что мог его сын увидеть в Сибилле, но это не относилось к тому типу объяснений, которые можно было бы дать жене.

— Не стоит пытаться понять, что привлекает молодых людей. Сибилла — единственная девушка, которая оказалась в состоянии выманить его из той отвратительной связи, которую мы оба давно осуждаем; именно поэтому я отказался от приданого. Благодари бога, что наконец-то у тебя появятся внуки, которые продолжат род Янсов и наше дело, в противном случае, ты их никогда не дождалась бы. А сейчас я иду спать.

Выйдя от жены и направляясь в свою спалъню, гер ван Янс со всей откровенностью признался себе, что Сибилла — совсем не та жена, которую он выбрал бы для сына, но в данном случае подходила старая поговорка, что во время шторма сгодится любой порт. Самым важным в его понятии было не счастье молодой четы, а то, что ужасный позор возмутительной связи Адриана будет, наконец, похоронен. По крайней мере, на Сибиллу можно рассчитывать в этом плане: она явно никогда не позволит, чтобы подобный скандал вновь разразился вокруг уважаемого имени ван Янса. Отец — в отличие от сына — распознал в ней довольно пустую и жадную особу, которая никогда не допустит, чтобы то, что принадлежит ей по праву, перешло к кому-то еще, будь это сам Адриан или богатство и роскошь, заставляющие ее прекрасные глаза загораться, как у кошки при виде сливок.

Когда утром Грета вышла из дома Виссеров, направляясь к себе, в корзине лежали свадебные подарки от семьи хозяина, а также от Марии и соседей, хорошо знавших ее. Ей надо было передать в дом ван Девентера устное послание, данное Хендриком в последнюю минуту. Девушка находилась в слишком возбужденном состоянии, чтобы задумываться над его смыслом, и весело сказала открывшему дверь слуге:

— Пожалуйста, передайте своему хозяину, что юффрау Виссер дома.

Выполнив поручение, она сбежала вниз по лестнице и с легким сердцем продолжала путь.

В мастерской Хендрик одобрительными кивками выражал удовлетворение работой Франчески. Это была небольшая картина, скорее набросок, эскиз, когда художник рисовал чей-то портрет, словно упражняясь или просто потакая своим причудам. В данном случае картина Франчески продавалась бы под названием «Голова девушки в жемчужном ожерелье».

— Довольно неплохо. — В душе Хендрик поразился замечательному качеству письма, но хотя он и был эмоциональным человеком во всем, мог похвалить громко и собственные произведения, но считал, что щедрая похвала вскружит голову любому молодому художнику. Франческа, конечно, не отличалась склонностью к чрезмерному самомнению, но все равно это было бы ей во вред.