Барбара Картленд - Спасенные любовью

— Эмили слишком молода. — Лючия продолжала перебирать кандидатуры служанок. — В крайнем случае я могу обратиться в контору по найму слуг. Может быть, там, на месте, найдется что-нибудь подходящее.

— Позаботься лучше о себе, — грубо ответила Кэтрин. — Послушай, а почему бы тебе самой не поехать с нами? В любом случае это лучше, чем брать с собой одну из этих полоумных.

Лючия с удивлением взглянула на старшую сестру, а затем и на отца, который неожиданно поддержал Кэтрин:

— А что? Сдается мне, это неплохая идея! Я сниму там дом, и Лючия будет заниматься в нем хозяйством. Она отлично знает, какие именно блюда я предпочитаю. Перуанская кухня слишком остра для моего желудка.

— Ты серьезно говоришь, что возьмешь меня с собой, папа? — недоверчиво спросила Лючия.

— Конечно! А почему бы и нет? — раздраженно ответил сэр Каннингхэм и с этими словами покинул комнату.

Лишь только когда судно отшвартовалось от Портсмута и взяло курс на Ла-Манш, Лючия поверила, что это был не сон.

До сих пор не было случая, чтобы отец взял ее с собой. Это можно было отнести и к балам, и к званым вечерам — словом, ко всем выездам, куда Каннингхэм обязательно брал Кэтрин.

Когда Лючия была еще совсем молоденькой девушкой, ей стало ясно, что отец ненавидит ее, тяготится и раздражается ее присутствием в доме, и, кажется, она понимала — почему. Прежде всего Кэтрин была значительно красивее, чем Лючия. Во-вторых, сэр Джон Каннингхэм, мечтавший о наследнике, получил вместо сына вторую дочь и был очень разочарован. Позже он узнал, что его жена больше не сможет иметь детей.

Сэр Джон происходил из древнего шотландского рода. Это была та ветвь Каннигхэмов, которые жили в Лоуленде из поколения в поколение, имели огромное поместье с древним фамильным замком и не интересовались ничем, что происходило за пределами их усадьбы. Однако Джон Каннингхэм был исключением из всей этой династии. С юных лет он жаждал разбогатеть и имел интерес к путешествиям, благодаря чему приобрел определенный вес в деловых кругах.

После смерти отца Джон обрел не только богатство, но и унаследовал титул барона, который открывал ему доступ в общество, сгруппированное в Лондоне вокруг аристократических Регент-Хауса и Карлтон-Хауса. Правда, в списке его друзей и знакомых никогда не было членов королевской фамилии, и потому сэр Джон прекрасно понимал, что ни он, ни Кэтрин никогда не смогут быть приняты в высших кругах, так как представители так называемых сливок лондонского общества не признают его человеком своего круга.

Очевидно, эти соображения способствовали тому, что в нем развилась любовь к деловым поездкам за пределы Англии.

Будучи истинным англичанином, сэр Каннингхэм имел манеры, присущие настоящему джентльмену, и свято чтил традиции своей страны.

В последнее время он занялся поставками оружия испанцам, что приносило ему немалый доход. И сэр Джон Каннингхэм никак не ожидал, что волна революций, охватившая восточные области Южной Америки, перекинется и на запад — в Перу и Эквадор. Он ничего не знал о руководителе освободительного движения Симоне Боливаре, кроме того, что генерал происходил из древнего и знатного рода и вдобавок ко всему был маркизом.

Влюбленные в Симона женщины не давали ему прохода с семнадцати лет. Сначала он жил в Париже, потом перебрался в Испанию, где окончил Королевскую военную академию. Поговаривали, что одно время он даже замещал в постели самого Мануэля де Годо — любовника королевы Луизы. Затем Боливар женился, но его молодая супруга вскоре умерла от желтой лихорадки, и он окончательно поселился в Париже. Молодой офицер боготворил Наполеона Бонапарта и считал его своим идеалом.

Все эти истории сэр Джон Каннингхэм любил пересказывать своим дочерям, при этом он обязательно добавлял от себя, что жизнь Симона Боливара круто изменилась после того, как он прочитал труды Александра фон Гумбольдта. В течение пяти лет Александр жил в Южной Америке, обследовал эту часть Нового Света и, вернувшись в Европу, опубликовал свои труды в Париже.

Александр познакомился с Симоном в одном из аристократических салонов и начал рассказывать ему о людях, населяющих Южную Америку.

— Да ведь это и вправду удивительный континент! — вскричал Симон, выслушав Гумбольдта. — Если бы только все эти люди были свободны!

— Я верю, что они готовы к борьбе за независимость, — отвечал Гумбольдт, — но им нужен сильный человек, вождь, кто смог бы сплотить их в этой борьбе.

Кто бы мог подумать, что случайно оброненная Александром фон Гумбольдтом фраза сыграет столь важную роль в освободительном движении целого континента!

Сэр Джон Каннингхэм слышал эту историю повсюду, где ему случалось побывать, — и в Колумбии, и в Венесуэле, и… Словом, во всех странах, где появлялся Симон Боливар.

Несмотря на то что испанцы щедро платили Каннингхэму, он видел, что их армия состояла в подавляющем большинстве из усталых оборванцев, которые прошли тысячу миль под командованием генерала Пабло Морильо до самого Бояко. Каннингхэм вспомнил старую историю, которую услышал еще в 1819 году, как Боливар, поручив своим помощникам отвлечь внимание Морильо, двинулся на Новую Гренаду и, разбив наголову испанцев, провозгласил объединение Новой Гренады с Венесуэлой. Позднее конгресс санкционировал слияние обоих государств в единую Республику Колумбия.

— Ему нельзя отказать в мужестве, этому молодому человеку! — не раз говорил сэр Каннингхэм, услышав об очередной победе Боливара.

Но чтобы генерал мог помешать ему в столь доходной торговле оружием, за которое испанцы выкладывали чистое золото, такое сэр Каннингхэм не мог даже вообразить. Он уже не сомневался, что теперь, после сокрушительного поражения испанцев, Кито будет занято Боливаром. Но что делать с грузом? Продать его в Перу? Но там тоже находилась патриотическая армия под командованием генерала Сан-Мартина, а в том, что у него есть деньги на оружие, Каннингхэм сильно сомневался. Побежденным испанцам оставалось лишь засылать шпионов и провокаторов для расшатывания молодой республики изнутри.

С первых же дней своего пребывания в Кито сэр Джон Каннингхэм понял, что здесь происходит, и начал убеждать самого себя, что все снова встанет на свои места. Примером тому было подавление революции 1809 года, когда испанцы, разбив армию патриотов, стали вешать и четвертовать всех, кто был заподозрен в сочувствии к освободительному движению.

— А это действительно безопасное путешествие, папа? — нервно спросила Кэтрин, когда они сели в экипаж, направляющийся из Гуаякиля в Кито. Повозка быстро помчалась по дороге, подпрыгивая на камнях и поднимая тучи пыли.