Маргерит Кэй - Скандальные признания

В то время она была очень молода и бесконечно наивна. Много ночей она целомудренно прижималась к мужу, пока, наконец, не набралась храбрости проявить инициативу. Обладай она художественным даром, могла бы легко набросать эту сцену, и вспышку инстинктивного отвращения на его лице.

Последовавшее затем грубое совокупление не принесло никакого удовлетворения, но превратило ее в законную жену. Это и все последующее слилось в ее памяти в единое целое, запомнить нечего, но и забыть невозможно. Неискушенная и смущенная Дебора была слишком влюблена, чтобы признать свое разочарование. Она снова и снова отворачивалась при виде стыда на лице мужа, когда он начинал трогать себя.

Ссора, когда дядя отказался отдавать ей наследство родителей. И еще одна, когда дядю Питера так и не удалось убедить. Острословие Джереми, которое она когда-то обожала, безжалостно обратилось против нее. Открытие, которое невозможно игнорировать, невозможно забыть, эта рана до сих пор кровоточила. Он хотел не ее саму, а ее наследство. Не ее любовь, а ее деньги.

Холод в отношениях, месяцы и годы холода. Голые, бесплодные земли их брака, где никто не желал поселиться. Джереми никогда не целовал ее. Никогда не прикасался, не считая этих стыдливейших совокуплений, всегда в темноте. Сначала муж удовлетворял самого себя, потом занимался этим с ней. И, оборачиваясь, она видела откровенное отвращение на его лице. В такие минуты радовалась темноте.

И тот последний раз. Дебора подтянула колени к груди, свернулась в крошечный комочек. Последний раз. Закрыла глаза и откинулась на спинку кровати, заставляя себя вспоминать. Сцена вспыхнула перед глазами в мельчайших деталях, словно пьеса, только ожидавшая поднятия занавеса.

Джереми вскакивает с кровати в одной рубашке, отсутствие возбуждения отчетливо бросается в глаза даже в полутьме спальни. Ее ноющая, натертая плоть сжимается при одной мысли об повторении. Дебора принимает сидячее положение и выдавливает из себя подобие соблазнительной улыбки. Она ведь когда-то его хотела. И если захочет снова, сделает все правильно.

Она от корки до корки изучила книги, которые нашла на полке за редким изданием энциклопедии. Со смесью стыда и восторга тщательно их проштудировала, узнав из откровенных иллюстраций, как ограничен ее собственный опыт. Сказав себе, что спасение брака стоит подобной жертвы, она коснулась своей груди, подражая рисункам. Джереми сначала позеленел, потом его лицо побагровело.

Удар кулаком в лицо опрокинул ее обратно на подушки. Она потрогала щеку, на пальцах осталась кровь.

— Ты меня ударил, — услышала она свой голос откуда-то издалека, будто увидела все со стороны. — Что я совершила, чтобы вызвать у тебя такую ненависть?

— Ты вышла за меня замуж.

— Я любила тебя.

Он жестко глянул на нее.

— Мы женаты уже пять лет, и ты до сих пор не поняла? Ты никогда меня не любила. Бедная сиротка Дебби, ты так отчаянно желала внимания, — насмешливо протянул он. — Боже, мне даже делать ничего не пришлось. Ты сама себя обманула.

— Неправда, — заспорила Дебора, но его слова имели над ней какую-то зловещую власть. — Я действительно тебя любила. И думала, что ты любишь меня.

— Если я что-то и любил, так это твои деньги.

— Ты получил их, теперь уже все, несмотря на задержку с майоратом. Джереми… — Дебора схватилась за простыню. Она выдавливала из себя слова, зная, что если не произнесет их сейчас, то не произнесет никогда. — За то время, что у нас ничего не… когда мы не… я часто думала, не могли ли наши неудачи послужить причиной того, что Господь не благословил нас ребенком?

— Неудачи! — горько выругался Джереми. — Если они и есть, то не по причине того, что я не пытался. Думаешь, мне нравится толкаться в твою мягкую плоть?

Дебора сжалась под его злобным взглядом. Пять долгих лет, полные отточенных шпилек и обвинений, пять лет самобичевания за собственную непривлекательность и неспособность вызвать у него желание, пять лет вины и депрессии, когда на ее глазах растворялись в небытии ее мечты, и осознание того, что она сама превращается в пустую раковину. Это, вместе с новоиспеченным открытием, вызвало у нее гнев, пересиливший весь стыд.

— Мне отлично известно, что нет, ты никогда этого не скрывал. Я вызываю у тебя отвращение, и всегда вызывала. И я хочу знать почему. Что со мной не так?

На какой-то крошечный миг она увидела, как он побледнел, и испытала укол жалости, тут же испарившейся, когда он горько рассмеялся.

— Я нахожу тебя отталкивающей, моя дорогая женушка, потому что ты такая и есть. Посмотри на себя, ты разыгрываешь шлюху в тщетной надежде возбудить во мне хоть каплю желания. Меня просто изумляет, до какой степени ты наивна. Ты не заметила того, что очевидно как минимум половине светского общества? Ты не станешь для меня приятней, несмотря ни на какие уловки. Мои вкусы пролегают за пределами твоих познаний. Я никогда тебя не хотел. Единственное, что меня в тебе интересовало, — твои деньги. И я их получил. — Джереми натянул бриджи и стал собирать остальную одежду. — Я сыт по горло тобой и нашим фальшивым браком.

— Ты хочешь расстаться? — В груди Деборы вспыхнул огонек надежды. После этой ночи, поистине впечатляющего провала, подобный исход становится единственно возможным выходом.

Но Джереми снова рассмеялся:

— Нет, этого удовольствия я тоже тебе не доставлю. Не хочу давать сплетницам никаких поводов. Иметь жену, даже такую, как ты, — какая-никакая, но все же защита. И поскольку все мои усилия превозмочь отвращение к твоей плоти так и не привели к появлению наследника — еще одна заслуга, которой ты меня лишила, — я не вижу причин делать еще попытки. Я возвращаюсь в Лондон. А ты можешь оставаться в Кинсейл-Мэнор. Искренне хочу поскорее избавиться от твоего общества. Желаю тебе насладиться уединением.

Дебора открыла глаза и поняла, что раскачивается в кровати, а ресницы намокли от слез. Горело лицо, как от обжигающего холода. Больно смотреть на себя, глупенькую, одинокую, беззащитную девушку, которая не может за себя постоять. Неужели она родилась жертвой?

Но она все же нанесла ответный удар. Именно в ту ночь была зачата Белла Донна, единственное дитя их бесплодного союза. Она родилась несколько месяцев спустя, в результате маленького тайного акта мести за леденящую пустоту брачного ложа. Белла оказалась не просто лечением, а настоящей панацеей. Когда Джереми умер, она подумала, что это и есть ответ.

Дебора заставила себя выпрямиться и с трудом поднялась на ноги. Сердце у нее сильно билось, все тело покрылось липким потом. Голова раскалывалась. В ту ночь она видела Джереми в последний раз. Некоторое время спустя он умер во сне, приняв на грудь смертоносную смесь бренди и лауданума. Ей сообщили, что когда его нашли, лицо было спокойным, и она уцепилась за эти слова, как и за версию его смерти в результате несчастного случая. Каковы бы ни были проблемы Джереми, он бы никогда не опозорил имя Кинсейлов даже намеком на самоубийство. Кроме того, она была уверена, что, если бы он захотел покончить с собой, выбрал бы оружие или несчастный случай на верховой прогулке. Если каким-то противоречиям в его поведении и можно найти объяснение, уж во всяком случае точно не его решимости во что бы то ни стало сохранить официальные узы брака. Эту тайну он унес с собой в могилу.