Маргарет Барнс - Торжество на час

Перси шел осторожно, почти бесшумно. Сердце Анны готово было выскочить из груди, когда его высокая фигура появилась в проеме грота.

И затем время остановилось.

Он обнимал ее своими сильными руками, молча покрывая поцелуями лицо. Слова были лишними. С первой минуты их встречи чувство отчаяния и опасности было забыто. Тревога растворилась в восторге, и все здравые мысли утонули в так долго подавляемой страсти.

— Твой лоб совсем мокрый от пота, — заговорила она наконец, обнимая руками его голову.

— Мне пришлось часть пути грести против течения. А ты, моя любовь, здесь совсем замерзла.

Он положил ее руки себе на грудь и стал согревать их поцелуями.

— Не сейчас! — улыбнулась Анна.

— Никто здесь не бранил тебя? — спросил он с тревогой.

— Мой отец продолжает молчать. Я этого просто не понимаю. Я только знаю, что он был сердит на меня, когда увидел нас вместе в тот день. Но сейчас никто уже не сможет нас разлучить.

У Перси просто не нашлось слов, чтобы должным образом оценить ее непоколебимую веру и смелость, он просто еще сильнее прижал ее к себе. Анна положила свою голову на его согнутую руку и с любовью вглядывалась в темноте в его лицо.

— Гарри, какой же ты молодец, что так говорил с кардиналом! Кавендиш рассказал мне, что ты при всех признал меня своей невестой.

— И не было человека, который бы не позавидовал мне!

Но даже самые нежные ласки только ненадолго смогли отвлечь их от обсуждения своего ненадежного положения.

— Если тебе удалось выстоять против кардинала, то и отцу своему сможешь противостоять, когда он приедет, — сделала успокаивающий вывод Анна.

Гарри ответил не сразу. Он снял с себя плащ и расстелил на сиденье.

— Ты не видела моего отца, дорогая, — сказал он мрачно, обнял ее и уселся с ней рядом. Анна с любовью провела рукой по его лицу, едва различимому в полумраке.

— Ты как-то говорил, что он стар и очень страдает от полученных ран.

— Стар — да, но очень крепок, — улыбнулся Перси, понимая, к чему она клонит.

По телу Анны пробежала дрожь.

— Как бы я хотела, чтобы он умер!

Перси грустно улыбнулся, укачивая ее на руках, как ребенка.

— Моя милая маленькая Борджиа [10] Итальянский авантюрист, убивший своего родного брата. ! Моего отца, действительно, трудно полюбить. Но он все-таки мой отец. Это он научил меня владеть шпагой.

— Я знаю, Гарри. Грех мне думать так. Но ведь они используют нас как заложников для выполнения своих честолюбивых планов, и мы тоже могли бы… Если бы только ты был граф уже сейчас, имел бы замок и людей…

— Тогда бы сбылась моя самая сокровенная мечта. Жить, ни от кого не завися, с тобой в родовом поместье… Замок Врессел построил мой предок. Он пролил за него свою кровь, и мне дорог там каждый камень.

— А если бы тебе пришлось выбирать между этим мрачным местом и мной?..

Перси остановил вопрос поцелуем.

— Придворная красавица изволит ревновать? — поддел он ее игриво.

Анна засмеялась. Она снова была сама нежность и кротость.

— Отчасти, Гарри. Я была бы готова поехать туда с тобой хоть завтра и навсегда отказаться от всех удовольствий здешней жизни. Все это так, мишура, пустое, по сравнению с тем сладострастным чувством, которое соединяет женщину и мужчину.

— По крайней мере, тебе никогда не придется испытывать ревность к другой женщине! — заверил он ее, и они продолжили мечтать, какой могла бы быть их совместная жизнь.

Спору нет, в искусстве он был ей не ровня. Но с ее терпением и его жаждой угодить ей эту преграду можно было преодолеть. Во всем же другом они идеально подходили друг другу: оба смелые, жизнерадостные, увлекающиеся подвижными спортивными играми и лошадьми. А если он не мог подобрать нужную рифму или сочинить мелодию, как другие ее поклонники, то в мужественности ему уж никак нельзя было отказать. За это Анна его и полюбила. Он был готов служить ей до самозабвения, оставаясь притом ее господином.

— Как только я получу наследство, мы переедем туда и я заполню весь замок книгами и музыкальными инструментами, какие только можно купить за деньги, — продолжал он, желая сделать ей приятное. — Я пошлю в Париж за лучшими материями для твоих платьев. У нас в замке такие ретивые и быстрые лошади, каких я здесь не видел. Ты будешь там королева, только несравненно больше любимая. Нэн, дорогая моя, для тебя я даже готов выучиться играть на клавесине!

— Боже упаси! — засмеялась было Анна, но быстро опомнилась и снова стала серьезной. — Мы только будоражим несбыточные мечты, как глупые счастливые дети. А нам надо сделать так, чтобы они сбылись.

— Но как, когда сам король обещал тебя другому? — спросил Перси, который лучше Анны видел всю безысходность их положения, и поэтому предпочитал насладиться коротким настоящим, пока они еще были вместе.

Но Анна, как и все женщины, хотела иметь какую-то уверенность в будущем.

— Принцесса Мэри и герцог рисковали всем и были прощены, — проговорила она, вспоминая их дерзкий поступок.

— На их стороне был кардинал. А иначе не сносить бы Саффолку головы, — напомнил ей Перси, задумавшись о своей собственной голове.

Но мог ли он трезво мыслить, когда руки Анны нежно обвивали его шею, голова покоилась на груди, а черные волосы рассыпались по его шелковому камзолу.

— Есть выход, — прошептала она.

— Нэн!

В этом его обращении было все: и радость, и недоумение. Он не стал делать вид, что не понял, на что она намекает. Вместо этого он поднял ее голову так, что ее губы оказались на одном уровне с его, и поцеловал. Они сидели, касаясь коленями, и понимающе смотрели друг другу в глаза.

— Возьми меня сейчас, пока еще есть время, — настаивала Анна.

В ней было столько теплоты и очарования, что об этом можно было только мечтать. И все это она была готова отдать ему, и только ему! Гарри Перси сидел неподвижно, стараясь побороть любовное волнение, а Анна, решившая идти до конца, покорно ждала его решения.

Все эти недели Перси приходилось подавлять свои желания, оберегая честь Анны, в надежде сделать ее своей женой. Но надежд больше не было. И, подстрекаемая безысходностью, его страсть вскипела с такой силой, что он едва сдерживал себя. Она просто заворожила его, хотя сознательно никогда не использовала на нем своих колдовских приемов. Анна была столь непохожа на всех других женщин: ее хвалили короли, под ее чары подпадали все мужчины, с которыми ей приходилось общаться.

— Любимый, — зашептала она, — неужели ты не понимаешь? Если я скажу Джеймсу Батлеру, что я уже не девственница, то он не женится на мне? Даже мой отец не сможет тогда его заставить.

Перси знал, что в ее рассуждениях есть толк.

— Но, Нэн! Моя дорогая, моя бесценная… Это ведь позор, — пытался он вразумить ее, но не очень убедительно: голова его была как в тумане.