Маргарет Барнс - Торжество на час

— Прикажете зажечь свечи, Ваше Высочество? — застенчиво спросила Анна.

Мэри не шелохнулась.

— Нет, милая, — ответила она равнодушно.

Это была ее последняя ночь на родине.

Неуверенным шагом Анна подошла поближе и положила на стол книгу в кожаном переплете. Ловко перелистывая правой рукой страницы, она нашла нужное место и спросила:

— Прикажете закончить чтение «Roman de la Roze»?

— Нет, нет, не сегодня.

И только теперь Анна увидела слезы на щеках своей госпожи. Удивленная, она застыла на месте, стараясь понять всю глубину этой пока еще незнакомой ей печали. Анне припомнился родной дом, расставание с Джокундой. Но тут было другое. И ее молодое горячее сердце вдруг сильно забилось от переполнявшего его сочувствия.

— Прикажите упаковать ваши вещи, Анна Болейн. Ветер стихает, хотя еще и штормит. — Мэри повернула голову и печально улыбнулась, не стараясь скрыть появившихся слез. — Вас укачивает на море?

— Я не знаю, мадам, у меня не было возможности убедиться, — ответила Анна, запинаясь.

Королева Екатерина Арагонская никогда бы не проявила к своим приближенным такого участия, и плакать при них она бы тоже себе не позволила.

Анна закрыла книгу. Сейчас она уже не была гордой безучастной фрейлиной. Думая, заботясь о ком-то, она забывала об условностях и становилась самой собой.

— Могу я поиграть вам, мадам? — предложила она.

Эти Тюдоры, в которых текла и уэльская кровь, были очень музыкальны, да и ничего другого в утешение молодая фрейлина предложить не могла.

— Да, ту песню, которую сочинил сам король — «До свиданья, моя леди», — попросила Мэри.

Как хорошо, что Томас Уайетт научил ее этой мелодии в Хевере, поэтому для игры ей не требовалось ни освещения, ни нот. В темноте было даже лучше: можно не думать о злосчастном пальце.

Анна взяла лютню и заиграла, тихо напевая. В этой домашней обстановке окончательно исчезла ее робость, а голос звучал с особой новой нежностью. Она видела, что ее госпожа сейчас молча прощается не только с родной Англией и любимым братом, но и со всеми девичьими мечтами, ведь впереди ее ждет не пылкий молодой влюбленный, а жалкая пародия на жениха. Анна продолжала играть до тех пор, пока приближающиеся шаги не нарушили этого состояния молчаливого взаимопонимания и сочувствия, царившего в комнате.

Шаги, голоса, обрывки дерзких замечаний Джорджа и затем грудной громкий смех. Смех короля…

Мэри тотчас встала, промокнула шелковым платочком глаза и подала знак неопытной фрейлине, чтобы та немного посторонилась.

Анна отложила в сторону лютню и встала, как ей полагалось, у двери; и Джейн Дейкре, и даже обе сестры Грей поступили бы так же. Она видела, как принцесса потянулась за своей шапочкой, но не знала, следует ли ей сейчас кинуться и помочь Мэри надеть ее или же оставаться на месте. Но тут дверь распахнулась, и в комнату проник мягкий свет ручных фонарей, освещавший группу придворных, в ожидании стоявших сзади. В полосу света вышел Генрих Тюдор.

— Что это вы сидите в потемках? — воскликнул он своим приветливым голосом.

За Генрихом вошел Чарльз Брендон из Саффолка. Толпа слуг бросилась торопливо зажигать свечи на столе и раздувать пламя в камине. Никто из них не удосужился вставить свечи в настенные подсвечники, и, когда они удалились и дверь снова закрылась, центр комнаты напоминал освещенную театральную сцену.

Двигался Генрих быстро и легко, что как-то не вязалось с его могучей фигурой. Проходя мимо, он задел руку Анны своим пышным рукавом. И хотя она стояла в тени, на какой-то короткий миг его цепкий взгляд задержался на ней, и она с надеждой подумала, что он мог слышать из-за двери, как она пела его песню, или же узнать в ней сестру Мэри.

Но привыкший к тому, что вокруг него всегда вьются люди, жаждущие его благосклонного взгляда, Генрих просто перестал замечать их присутствие; они были для него не больше, чем вышитые фигуры на гобеленах, висевших на стенах. Даже внутри его узкого семейного круга ожидавшая внимания женщина была ему малоинтересна.

Он подошел прямо к Мэри, по-братски обнял ее, а она, невысокая и плотная, встала на цыпочки, чтобы поцеловать его на французский манер в обе щеки.

— Адмирал говорит, что, если затишье продлится, завтра сможем поднять паруса, — сказал он, все еще не отпуская ее. — Вы ведь не испугаетесь, правда?

Мэри спокойно встретила его вопрошающий взгляд.

— Нет, — ответила она со свойственным ей изяществом, которое так украшало ее.

Со своего затемненного места Анна Болейн, не шевелясь, наблюдала эту милую семейную сцену. Никогда еще ей не доводилось видеть короля в такой домашней обстановке, да еще так близко, что можно было различить все оттенки его голоса и видеть малейшие движения светлых ресниц.

В нем было все, о чем ей приходилось слышать, и даже больше. В действительности Генрих был еще более величествен, энергичен и рыж. Конечно, герцог Саффолк был красивее и почти не уступал ему в росте, да и обладал самой большой властью после Уолси и ее дяди из Норфолка. Но все равно, со всеми его достоинствами, Саффолк сильно проигрывал королю. Как все рыжеволосые, эти жизнерадостные Тюдоры умели преподнести себя так, что все остальные выглядели рядом с ними бесцветными и неинтересными.

Анна наблюдала за ними с большим интересом, но совсем не так, как за кавалерами, ищущими любовных приключений. Для Анны, в ее неполные восемнадцать лет, король и Саффолк были просто важные господа, государственные мужи, перед которыми все трепетали.

— Когда я проходил мимо, то приказал вашим людям за ночь упаковать вещи, — объявил Генрих.

По его нарочито резкому тону Анна с удивлением отметила, что и королю не чужды родственные чувства.

— Вы будете готовы к рассвету? — спросил Саффолк более мягко.

Король подошел к огню погреться, а Чарльз Брендон, улучив момент, участливо посмотрел на Мэри. Но она не заметила его, взгляд ее был устремлен на брата, на его широкую прямую спину.

— Я сделаю все, что от меня потребуется, — ответила она.

Если Генрих и заметил в ее голосе какое-то напряжение, то не подал вида. Очевидно, он полагал, что если в этот ответственный момент повернуться спиной, то страданий сестры он не увидит, и все пройдет гладко. Можно также попытаться сменить тему разговора.

— Мне доложили, что те два корабля разбились о мол, — сказал он со вздохом. — Шестьдесят моих моряков пошли ко дну. Надо сказать этому исполнительному Уолси, чтобы послал вдовам денег.

— Их-то вам жаль! — вырвалось у Мэри.

После этих бунтарских слов в комнате воцарилось неловкое молчание. Король резко повернулся. Это было так не похоже на его спокойную сестру — говорить с таким вызовом. Ладно, если бы это была Маргарита Шотландская с ее острым языком…