Жорж Санд - Даниелла

Разумеется, нимало не колеблясь, я тотчас объявил лорду Б…, что есть одна непреодолимая причина, почему я не желаю нравиться его племяннице, именно та, что я не люблю ее.

— Это, конечно, причина, — сказал он, — и на этот раз я не буду оспаривать ее, В продолжение двадцати лет я постоянно проклинал супружества по любви, а теперь вижу, что любовь в супружестве есть идеал человеческой жизни, Если мы не достигаем его или теряем по достижении, значит мы недостойны пользоваться им.

В пять часов утра доктор был опять и нашел больную вне опасности со стороны лихорадки, последний припадок которой был совершенно остановлен, благодаря его стараниям. Зато он нашел, что дыхание леди Гэрриет заметно затруднилось. В течение дня открылось воспаление легких. То была уже новая болезнь, которая должна была идти своим путем, и врач обещал ежедневно приезжать на несколько часов, чтобы наблюдать за ее ходом. Другой врач поселился в Пикколомини, чтобы, по указаниям первого, ежеминутно следить за признаками недуга и бороться с ним. В тот же день из Рима выписали целую аптеку могущих понадобиться лекарств.

Все мы немного отдохнули, даже лорд Б…, не спавший уже несколько ночей сряду, прилег в комнате своей жены. Медора уехала верхом с Брюмьером.

Через два дня все опасные признаки миновали, благодаря искусству и опытности доктора Майера. Лорд Б… возвратил мне свободу, а леди Гэрриет самым дружеским образом поблагодарила Даниеллу и пригласила ее почаще бывать у них. Винченца, рекомендованная Брюмьером, была принята на время в услужение, взамен англичанки Фанни, которая впала в немилость и проводила целые дни за чаем, чем возбуждала к себе величайшее презрение и ужас Мариуччии.

Мы возвратились в Мондрагоне, строя планы о будущем и советуясь друг с другом относительно нашего помещения, о чем имели теперь право мечтать. Теперь от нас зависело очень спокойно разместиться в старом казино, и при одной мысли расстаться с нашими развалинами у нас сжималось сердце. Мы остановились в вилле Таверна, чтобы спросить у Оливии, может ли она на несколько недель отдать нам казино внаймы. Оказалось, что она имеет это право или, по крайней мере, присвоила его себе. Плата была очень незначительна; Даниелла тотчас послала Фелипоне с телегой за своим маленьким имуществом во Фраскати, куда она не хотела показываться до нашей свадьбы; по этой же причине она уговорила мызника привозить ей из города хлеб и скромные ежедневные припасы вместе с провизией для своего семейства.

Впрочем, это жилище, выбор которого с первого взгляда может показаться странным, едва ли не единственное место, вполне удобное для нас теперь. Оно отдаляет нас от докучных пересудов и представляет все удобства к побегу через потаенный ход, в случае если дела наши с инквизицией не примут того благоприятного оборота, какого ожидает добрейший лорд Б…

Если же мне вздумается не дожидаться исхода этих дел, он берется доставить мне паспорта для отъезда отсюда. Но я не имею ни малейшего желания покидать теперь Фраскати; во-первых, затем, чтобы не лишить лорда Б… заложенной за меня суммы, хотя он по своей деликатности очень желает, чтобы я не думал о ней; потом я бы никак не хотел оставить его в минуту забот и горя. Наконец, у меня есть здесь свои привязанности, своя семья, роскошное солнце, начатая работа, прекрасные виды, которые я уже присвоил себе и восхищаюсь ими, и другие, которых я коснулся только слегка, но жду не дождусь, чтобы завладеть и ими; а пуще всего привязывают меня места, бывшие свидетелями моего счастья, эти атрии: чувствую, что не легко мне будет расставаться с ними. Это латинское слово atrium, имевшее в древности такой домашний, патриархальный смысл, представляет для меня целый порядок вещей, получивший такое значение в моей скитальческой жизни. Могу сказать, что мне знакомы атрии всех прекрасных садов, меня окружающих, и тускуланских, и тех, что в ущелье del buco; чудесная природа, еще недавно принявшая меня, как пришельца, ныне принадлежит мне, и сама владеет мною. Она открыла мне свои святилища и разоблачила свои тайные красоты. Между ею и мной образовалась неразрывная связь; где бы я ни был, воспоминание будет переносить меня сюда; величавые аллеи и узкие тропинки, мягкие склоны и угловатые утесы, гигантские тиссы и голубенькие звездочки кустарников — все это принадлежит мне, и навсегда!

Итак, мы опять устроились в своей крепости, и с террасы казино я могу перебрасывать куски шоколада маленьким племянникам Фелиппоне, когда они приходят играть на нижнюю террасу с флюгерами. Теперь уж мы не подумаем съесть нашу козу. Спим мы уже не на соломе. Даниелла не вздрагивает при малейшем шуме, а я тружусь над своей картиной, надеюсь благополучно окончить ее, не опасаясь, что ее проколют штыками. Фортепиано, взятое князем напрокат, дослуживает свой месяц в моей комнате, и Даниелла вздумала учиться музыке. Теперь я очень доволен, что знаю музыку и могу учить Даниеллу. Память и способности ее удивительны; а я могу быть порядочным учителем, потому что наслышался очень много всякого пения, сидя в театральном оркестре. Ее голос еще сильнее и лучше, чем я думал, а инстинкт ритма и мелодии чрезвычайно развит. Мне кажется, что нужно только растолковать ей причины всего того, что она уже имеет, и через год она будет великой певицей и никому не уступит.

Эта мысль сильно занимает меня с тех пор, как она узнала, что я музыкант. «Когда ты сказал, что у меня хороший голос, — говорит она, — мне стало грустно, что я ничего не знаю, а учиться не имею ни способов, ни времени. Что мне в ремесле гладильщицы? Оно дает только насущный хлеб и больше ничего. — У него, — думала я, — есть талант; он будет доставлять мне все удобства, а я буду краснеть, видя, что только стесняю его». Вот что я думала, а теперь уже не так отчаиваюсь в себе. На меня уж не будут смотреть, как на работницу, как на служанку, когда ты привезешь меня к себе на родину; я буду артистка, тебе подобная и равная, и ты не будешь стыдиться, что полюбил меня.

Когда она говорит это, лицо ее принимает такое значительное выражение, а черные глаза расширяются и вглядываются с такой силой воли, что я не могу сомневаться в будущности, о которой она мечтает. А между тем чувствую, что желал бы немного усомниться в этом. Я объясню вам почему.

15 мая. Мондрагоне.

Вчера Брюмьер пришел навестить нас, пока она брала урок пения. Он еще издали услышал этот великолепный голос, но не хотел поверить, что то был голос Даниеллы. Когда же, наконец, он убедился в этом и выслушал прекрасный этюд, кажется, сочинения Гасса, найденный мной между старыми бумагами в вилле Таверна, то прошелся раза два по моей мастерской с озабоченным видом.